6-летняя война на Дунае. Продолжение...

Пока шла война между Россией и Турцией, многие "находились в своей тарелке". Министр иностранных дел Франции господин Шуазель из кожи вон лез, чтобы разрушить хрупко воцарившийся мир. Он расплывался завистью мародера, не получившего с поля сражения столько, сколько смогли унести другие. Янаев потом очень подробно описал причины этой зависти. Австрия и Пруссия, не участвуя в войне, успели крепко поживиться за счет Польши, Австрия, кроме того, выманила у Порты огромное количество золота. "Полагаю, - писал Янаев, - Франция и близко не имела того". "Почему "зачехлились"?" - недоумевала Франция. 

Из Парижа на Константинополь летели письма за письмами, послания за посланиями. По сути они говорили о том, что покойный визирь Муссин-Заде совершил ошибку, подписав мир с Россией на предложенных ею условиях, но эту оплошность можно сразу исправить, отказавшись отдавать русским Крым. Париж даже уверял, что военные силы России настолько истощены, что она не станет возобновлять войну из-за татар. К тому же русский главнокомандующий граф Румянцев смертельно болен, можно сказать, дышит на ладан, а другого такого полководца у русских нет, так что в случае нового столкновения военное счастье непременно покинет Россию. 

Господин Шуазель, открывший шлюз своего французского красноречия, спровоцировал и австрийского министра Кауница, который, однако, решил слов на ветер не бросать. Когда он ввел свои войска в Дунайские княжества, то подумал: почему бы еще тут сразу и не расставить пограничные столбы с австрийским государственным гербом? 

Румянцев лежал больной в постели, когда с этим известием к нему явился князь Репнин. Он не стал бы беспокоить его сиятельство, но, пожалуй, так телевидение в свое время не встряхнуло мир, как именно поведение Австрии, а не Версальского двора. Репнин опасался, что турки могут связать этот акт с неким тайным договором между нами и Веной, который идет против интересов султана, а потом и отказаться от ратификации кайнарджийского договора. Но прежде нужно было узнать источник информации. 

От командующего нашими войсками в Валахии генерала Борка. Поднятые генералом темы взволновали фельдмаршала. Маршал ищет русских. Он заставил надолго задуматься Румянцева. Репнин понимал, что сейчас никак нельзя нарушить молчания. Главком, наконец, сам сделал это. Румянцев не счел таким уж опасным положение. Главком даже считал, что Кауниц, сам того не подозревая, помогал им наладить отношения с Турцией. Когда танки угодили в болото, следует только умело воспользоваться этой ошибкой. Есть план, согласно которому нужно объявить полнейший нейтралитет относительно Австрии, поскольку начинать войну с этой державое никак нельзя, сие дело - есть безрассудное дело. С другой стороны, нужно поступить так, чтобы в Турции не приняли этот нейтралитет за одобрение поступков Кауница. Наконец, надо дать понять австрийцам, что они не могут оставаться спокойными относительно того, что Россия ничего не станет предпринимать в ответ на их действия в княжествах. Что касается желания австрийского командования войти в сношения с нашим штабом, продолжал он, то нам никак нельзя вступать в какие-либо разговоры относительно княжеств. У этих переговоров нет никаких шансов. Однако генерал Борк пусть сделает заявление, что, согласно договору, Валахия и Молдавия возвращаются Порте Оттоманской, а потому она и должна решать вопросы, касаемые австрийского вторжения. Он немного передохнул и добавил. Так, как они тут решили, пусть будет доложено русскому поверенному в Константинополе. 

В сложившейся ситуации было действительно много плюсов, но сначала надо было воспользоваться этим обстоятельством.  

Сияя от радости, Репнин ушел, а Румянцев вызвал секретаря и начал диктовать тому письмо визирю. Не навязывая своих суждений, он просил ПВО прислать для полной организации связи своего поверенного в русскую квартиру с теми же полномочиями, с которыми в Константинополь был послан полковник Петерсон. Румянцев хотел, чтобы турецкий поверенный мог лично убедиться в отсутствии у русского командования каких-либо контактов и, тем более, договоренности с австрийским правительством и что политика Австрии русскими не одобряется.

Вернувшись, полковник Петерсон рассказывал, как верховный визирь, получив письмо от фельдмаршала, обрушил на австрийцев поток брани. Так возникает самая сильная ненависть, когда друг превращается во врага. Затем визирь выразил австрийскому посланнику резкий протест. "Что теперь нам слушать и французского резидента?" - решил он.

Так это было или не так, но на свое послание командующий получил благожелательный ответ. Командир сообщил, что Порта не желает более терять драгоценное время, и всемогущий султан рад будет принять русское посольство. Отключилось опасное невидимое воздействие, и Румянцев удовлетворенно показал Репнину визирское письмо. А потому, хоть и с богом, но и на себя не плошая, нужно собирать посольство и в путь.