Писатель Алексей Поляринов: «Секта — отличная метафора для нашего отношения к государству»

В Архангельске завершился фестиваль книги «Белый июнь». Событие небывалого масштаба для нашего региона. Презентации книг, встречи с писателями, книжная ярмарка, лекции, дискуссии и детская программа.

«Двине Сегодня» удалось пообщаться с молодым и перспективным писателем, автором книг «Центр Тяжести», «Почти два килограмма слов», сопереводчиком знаменитого американского романа Дэвида Фостера Уоллеса «Бесконечная шутка» Алексеем Поляриновым.

Поговорили о новом романе «Риф», который вот-вот выйдет в России, о закрытых сообществах и о трудностях перевода.

 — Алексей, второй роман писать сложнее, чем дебютный?

 — И сложнее, и легче. Первый роман — это как замок на песке. Сложно удержать конструкцию, потому что ты одновременно учишься писать и пишешь. Еще работа над первым романом напоминает знакомую многим из поколения 90-х игру марки «Электроника», где волк ловит яйца. У тебя много сюжетов, надо уследить, чтобы ни один из них не упал. Сам роман в ходе ловли становится нервным и раздёрганным, хотя все это делает книгу душевной.

«Риф» я писал уже с более четким инструментарием, отработал какие-то приемы, понимал, что делаю.

— Почему в случае с «Рифом» тоже назрела структура романа?

 — В основе лежал хай-концепт (high — высокий) — идея, которую можно легко объяснить одним предложением. Эта идея была связана с закрытыми сообществами и сектами. Я подумал, секта — отличная метафора, чтобы показать множество вещей. Например, наше отношение к памяти, к государству.

Я изучал тему закрытых сообществ два с половиной года, обращался к опыту антропологов, культурологов, историков, например, Александра Эткинда, Алейды Ассман. Тогда же я начал придумывать сюжет, который подходит именно для романа.

Действие одновременно происходит в закрытом городе, университетском кампусе и в семье. Как мы видим, все это можно назвать закрытыми сообществами. Мне интересно было посмотреть, насколько одинаково они работают. В семье есть лидер, которому ты должен подчиняться. Есть он и в кампусе — это профессор. В закрытом городе сообщество так устроено, что не принимает чужаков, оно изолировано. Сюжеты из трех этих отдельных историй в конце романа у меня пришли к одной точке.

— Сюжетные линии в романе будут в разное время и в разных местах?

 — Да. Сюжетная линия с закрытым городом происходит в советское время на Крайнем Севере. Туда приезжает антрополог, изучающий татуировки. Вторая линия — в американском кампусе, где тоже есть антрополог, изучающий татуировки. А третья линия — это Москва, наше время. Там я обращаюсь к взаимоотношениям между родителями и детьми, между разными поколениями.

 — При подготовке вы изучали реалии Крайнего Севера?

 — У меня есть подруга, талантливая писательница Елизавета Александрова-Зорина, она выросла в городе Ковдор Мурманской области. Это закрытый городок, построенный вокруг горнодобывающего карьера. И фактуру, связанную с северной территорией, я брал у нее. Потому что сам я родом из южного города Ростова-на-Дону. Мне было интересно узнать о том, какой он человек с севера.

 — У нас в Архангельской области тоже есть закрытые города и поселки. И для них, наверное, актуальна тема молчания и неприятия чужаков. Ситуация со взрывом на военном полигоне рядом с селом Нёнокса показала нам это наглядно. Информацию и от местных властей, и от местных жителей получить было очень трудно.

 — Я знаю о ситуации в Нёноксе. Это ужасно. Наш менталитет замалчивания, утаивания, с ним нужно что-то делать. Сто лет мы жили в атмосфере молчания, а теперь продолжаем так существовать по инерции, и это абсолютно иррациональное поведение.

Мы привыкли смотреть на подобные темы, вроде замалчивания, с точки зрения пропаганды. Мне было интересно изучить тему с точки зрения антропологии, особенно, как все меняется, когда заговор молчания начинает рушиться. В романе будет такой момент. Северный городок, там происходит некое событие, о котором все молчат, ведь принято: «не выноси сор из избы», «кто старое помянет, тому глаз вон».

 — Но сегодня же есть интернет, все тайное становится явным.

 — Совершенно верно. И мы видим, что наше поколение, 30-летних, оно уже не думает как старшее поколение. Оно уже не боится выносить сор из избы.

— Кстати, о взаимоотношениях поколений. Роман ведь и об этом?

 — Я хотел написать о межпоколенческом разломе. Для примера возьмем простую ситуацию. Если вы своей бабушке скажете, что ходите к психологу, как она отреагирует? Скорее всего, спросит: «Ты что болеешь?». Для нас же это совершенно нормально — обращаться к себе и обращаться за помощью.

В романе, в главах о современности, речь идет об отношениях между матерью и дочерью. Мать такая женщина советской закалки. При этом мы понимаем, что единственный источник ее авторитета — это возраст. Старшее поколение полагает, что возраст автоматически делает тебя экспертом: «поживи с мое — поймешь». И мне кажется, давно уже пора сказать, что это представление — ложное.

 — Вспомнился конфликт из произведений нашего северного писателя Фёдора Абрамова «Пелагея» и «Алька». Там тоже мать и дочь, деревня и город.

 — Да, но раньше подобного рода конфликты разрешались или в нейтральную сторону, или старшее поколение побеждало. Я хотел показать другой вариант.

 — Вы пишете о сектах. Повлияла ли массовая культура на восприятие этой темы?

 — В массовой культуре тема сект и культов стала особенно популярна в последнее время. Например, недавно вышел фильм «Солнцестояние» Ари Астера. Я, когда увидел трейлер, сначала подумал, что в основе кино та же идея, что и у меня. Но обошлось, хотя фильм потрясающий. И там тоже говорится о том, как работают закрытые общества.

— На фестивале «Белый июнь» прошел круглый стол, где эксперты обсуждали номинации литературной премии «Ясная Поляна». Объясните, почему вы номинировали книгу Кормака Маккарти «Дорога»?

 — У нас в последнее время не принято кидаться словом «гений». Но, когда я говорю о Маккарти, другое не приходит в голову, потому что это чистая гениальность. Книга «Дорога» поразила своей минималистичностью. Там нет запятых, абсолютно высушенный «пустой» текст. Ты понимаешь, что автор без единой манипуляции вынимает из себя душу.

 — Вы также известны как сопереводчик романа Дэвида Фостера Уоллеса «Бесконечная шутка». Огромный труд. Есть желание ещё что-то переводить?

 — Мы сейчас с коллегой и другом Сергеем Карповым, с которым «Бесконечную шутку» переводили, готовим сборник эссе Уоллеса. Будет большая книжка страниц на 600–700, выйдет, скорее всего, в январе.

И недавно мы закончили перевод романа Чарли Кауфмана «AntKind» («Муравейчество»). Тоже огромная 720-страничная книга. Редактор знал, что я большой фанат творчества Кауфмана и предложил за это взяться. Я, конечно, сильно пожалел, что согласился. Но это нормально.

Представьте себе сюжет «Быть Джоном Малковичем» (фильм по сценарию Кауфмана) на 700 с лишним страниц. Первые 150 страниц ты думаешь, что это абсолютно гениально, но потом заметно устаешь от абсурда. Тот случай, когда внутри 720-страничного романа спрятан 300-страничный классный роман. Книга выйдет в декабре.

Татьяна Анциферова.

Фото Екатерины Чащиной и из аккаунта «Instagram» Алексея Поляринова.