Ванюша… Герой Советского Союза. Имя лётчика Гулькина носит улица в Барнауле

80 лет в одной семье барнаульцев хранятся дневники и письма младшего брата, Героя Советского Союза Ивана Тихоновича Гулькина, который погиб 4 марта 1945 года. Его именем названа одна из улиц краевой столицы. Он был самым молодым летчиком 141-го гвардейского штурмового авиаполка 1-го Украинского фронта.

... Когда-то в селе под Семипалатинском жила большая, трудолюбивая семья Гулькиных. У супругов Тихона Васильевича и Елены Васильевны с 1913 по 1928 год родились четыре сына и три дочери. Иван - младший сын (23 июня 1923 года), самый открытый, искренний и ранимый. Об этом сегодня рассказывает его последняя сестра Татьяна Тихоновна Гулькина, которой в ноябре 2019 года исполнился 91 год:

«В 1931 году, когда нашу семью раскулачили, мы переехали под Барнаул в село Лебяжье. 18 декабря 1933 года неожиданно умерла наша мама. Ване было десять лет, а мне - пять. Это горе он переживал всю свою короткую жизнь. Даже на фронте вспоминал маму каждое 18 декабря, и, как он писал в своих дневниках, в этот день старался уничтожить как можно больше фашистов.

Отцу было тяжело одному вести хозяйство, да еще с такой оравой. Он перебрался с нами в город и пошел работать на меланжевый комбинат. С 1934 по январь 1941 года Ваня учился в барнаульской школе N 25 и одновременно занимался в аэроклубе. 5 января 1941 года мы проводили его в Пермскую летную школу и больше его не видели. Ваня не успел закончить десятый класс.

Всю войну отец писал ему свои письма, я свои. Он очень ждал вестей из дома, скучал, обещал вернуться и просил сохранить его дневники, которые он начал вести еще в пятнадцать лет. Записи эмоциональные и честные. Ваня был добрый, ласковый парень. Папа не раз говорил, что из семи детей, он больше других жалел отца и проявлял к нему сочувствие».

Татьяна Тихоновна разрешила ознакомиться с дневниками и письмами брата. Если их опубликовать, получится целая книга о юноше с горячим сердцем, мечтателе и патриоте. Тетрадка, начатая в мае 1940 года, открывается стихами, в которых 16-летний Иван пишет, что «будет летчиком на страх врагу, на радость революции». Восторженно описывает первый самостоятельный полёт. «Я налетал семь часов десять минут с инструктором. Получил выговор. И вдруг приносят в переднюю кабину мешок с песком – «заместителя инструктора» и ... летите самостоятельно, курсант Гулькин!».

Несколько страниц подробного описания полёта и восторга. Сел нормально. Инструктор подал руку: «Молодец, отлично!» Легкая эйфория от первого самостоятельного полета длилась почти месяц. Иван писал много стихов, рисовал. И вдруг пророческие строки: «Прощай, дорогая страна... Смиренно над миром мой дух пронесется. Я песни услышу о том, как тысячи пали за волю, за жизнь и за дом». Тут же строки сомнения: «Не кончится ли мой дух коротким писком после больших идей? Может быть, «пронесутся» другие, похожие на меня, но рожденные не в Азии, а в Киеве, Магнитогорске, где происходят великие события? Каждый день заставляет волноваться, трепетать, злиться, нервничать". Полеты – это жизнь. Отчего такой перепад настроения? Гулькин боялся, что его, как сына раскулаченного отца, не возьмут в школу ВВС. Полеты для Ивана - сама жизнь, а если они окончатся, то «кончайся тогда и тело вместе с духом!». До начала войны остается год. 26 июня он описывает как черный день в своей жизни. Гулькина исключили из аэроклуба. «Я еще ребенком считал себя будущим летчиком, строил модели, засиживался над ними ночами, во сне летал. Но когда вплотную подошел к осуществлению детских мечтаний, всюду стал встречать сопротивление. У меня нет метрик и паспорта». Страница за страницей – отчаяние и переживание. Мандатную комиссию школы ВВС РККА он так и не прошел. «Я бы отдал десять лет жизни, только бы не придирались к моим документам!»

Душу юноша раскрывает дневнику. Он решает продолжить учебу в 10 классе. С первых дней в школе № 25 находит себе кучу дел. Вдруг 4 января 1941 года пришла повестка из военкомата. Гулькина направили в Пермскую школу военных пилотов.

Через полгода учебу прервала война. На другой день Ивану исполнилось 18 лет. Первые месяцы он верил в скорую победу, продолжая вести дневник. 2 января 1942 года: «Сейчас такой переходный период, когда трудно нашим продвигаться вперед. Но мы собрались с силами и через месяц эти трусливые собаки побегут». Гулькин часто отправлял домой письма. О боях, в которых участвовал, писал опосредовано. 25 декабря 1942 года. «Отец, в день 56-летия Сталина награждён орденом «Красной Звезды». Бог даст, до Нового года доживу. Когда уезжал из дома, запомнилось наше прощание на пути к станции. Ночью в лютую пургу я зашагал на вокзал, а ты на работу в ночную смену. Вспоминается твоя колючая борода и жгучие слёзы». 28 июля 1943 года. «Недавно закончили Белгородскую операцию. Меня пронесло через моря огня невредимым, правда, отощал основательно, но были бы кости... »

В письмах постоянная забота о родных, которым он отправлял деньги. Иван хотел, чтобы «отец больше знал, где в Отечественную войну сражался его младший сын и что сделал для защиты Родины». Поэтому он пишет ему большое, почти итоговое письмо.

Исповедь как завещание

29 октября 1944 года. «Папа, если выживу в этой последней, самой упорной битве по разгрому Германии, обязательно приеду к тебе и расскажу во всех подробностях, как досталась нам эта Победа. Но, если этого не будет, я решил написать тебе кое-что сейчас.

Война, сам знаешь, в первую очередь делается руками солдат, которые расходуют свои силы, здоровье, нервы, жизнь. Я уже больше половины этого потерял. В моем распоряжении осталась жизнь. Каждый раз, уходя выполнять задачу, думаешь, кто встретит тебя над целью? Я бью немецкие танки, артиллерию, пехоту, автомашины и т.д. Но в это время и меня бьют: зенитная артиллерия всех калибров, истребительная авиация противника, танки с современными пушками, пулеметы, автоматчики. Опасность упасть в руки противнику страшнее самой смерти. Часто, вырвав себя и своих ребят из огня, спрашиваю: как смог уцелеть? Ответ один - действовал уверенно. Я часто приходил домой с изрешеченными крыльями, колесами, несколько раз - с перебитым управлением, с сорванными у самолета клочками тела. Но мое счастье было со мной, садился у своих посадочных знаков. Одного моего стрелка убило наповал из зенитного пулемета, двух легко ранило, еще одного - сильно, в ногу. Он четыре месяца лежал в госпитале, а теперь снова бессменно хожу с ним в бой. Если погибну, запомни, папа, его имя - гвардии старший сержант Александр Сорокин, 25 года рождения. Он не раз защищал меня от истребителей. Свыше ста раз ходил со мной в бой. Однажды был ранен мотор. Это самое неприятное в воздухе. 30 километров не долетел до своего дома, приземлился на соседнем аэродроме. Это было на 150 вылете, первый и пока последний раз.

Многое видел за последние четыре года. Прибыл на оборону Ленинграда неопытным молодым бойцом. Затем на Калининском фронте дрался за Великие Луки, Старую Руссу, участвовал в ликвидации «Демянского котла». Летом 1943 года начались бои за Украину, а до этого - горячие бои на Курской Дуге. Сдержали последний натиск немцев. Отсюда началось их массовое изгнание с нашей земли. При этом я участвовал во многих других операциях: Корсунь-Шевченковской, при форсировании Днепра, дрался за Умань, Первомайск, Кировоград, Харьков, за Молдавию, Румынию, отвоевывал Висленский плацдарм... Разве все расскажешь в письме.

Папа, в боях за Украину я заимел себе хорошего друга, летчика Ивана Алексеевича Антипина. Он из Башкирии. Сколько раз ходил с ним в бой, не подсчитать, не менее ста. Не один десяток раз выручали друг друга из смертельной опасности. А сколько военных и житейских невзгод разделил с ним. Он сейчас Герой Советского Союза. Буду жив, расскажу обо всем подробно не только тебе, но и внукам... Но впереди самое последнее, самое напряженное наше усилие. Еще два-три месяца и Россия облегченно вздохнет, закончив титаническую битву.

Папа! Если что случится со мной, расскажи барнаульцам, что наши сибиряки, всюду в боях были первыми, бесстрашными».

Место гибели неизвестно

1 января 1945 года. «Вечером 31 декабря пришла весть о награждении меня орденом Александра Невского. У нас пока затишье. Для встречи Нового года командир части приглашал к себе на квартиру Ивана Антипина и меня. До этого был на вечере, на котором присутствовал маршал Конев. Приятно было поднять тост за человека, так много сделавшего для освобождения. О наших боевых делах читай газеты, там все написано».

2-19 февраля. Время началось горячее, особенно писать некогда. «Работаю» по немцам. До Берлина осталось 75 километров. Наступила новая фаза войны - расплата! За все, что они натворили на нашей земле, окаянные...»

2 марта. «Сейчас бы на побывку в Россию, хотя бы на месяц. Но видимо, до последнего выстрела не удастся. Очень скучаю. Иван Антипин в госпитале. Ничего, выдержим. Наступление почти прекратилось, но оно будет, во всей своей силе и в последний раз».

Это последнее письмо Ивана Гулькина. Через два дня, 4 марта, он погиб. Как это было, пишет его отцу Иван Антипин: «Когда погиб ваш прекрасный сын и лучший мой друг Иван, я чуть не «отдал концы», лежа в госпитале. Когда зашел его адъютант и сказал, что Тихонович погиб, меня обдало таким жаром, что минут сорок не спрашивал об обстоятельствах. Думал, брежу. Кое-как пришел в сознание. Приведу рассказ ребят, которые с ним были.

После того, как отбомбились и выходили на нашу территорию, начала сильно бить зенитная артиллерия. Самолет Ивана перевернулся в воздухе на спину и упал на землю около города Лаубан, восточнее деревни Зейферсдорф, на занятой немцами территории. С парашютом никто не выпрыгнул. Наверное, он был убит в воздухе. Я потом просил у начальства машину, хотел съездить туда, где он упал, но это оказалось трудно. А еще труднее найти само место, немцев ведь не спросить».

Ивана помнят

3 июля 1945 года Тихон Васильевич получает первое письмо, полное скорби. от подруги Ивана, киевлянки Татьяны, у которой фашисты расстреляли родителей. «Папа, несмотря на то, что с Ваней мы прожили около года, я вам не решалась писать. Думали с ним сразу приехать после войны в гости, но случилось такое большое несчастье, которое трудно пережить... Пронесся слух, что Ваня жив, лежит в госпитале без ноги. Я взяла бы его и без обеих ног. Еще говорят, что многие летчики, которые были в плену, теперь возвращаются в свой полк. Папа, мне кажется, что он действительно, жив, несмотря на то, что из части получила уже несколько писем о его гибели».

25 января 1946 года. «Папа, вы описываете, каким замечательным был Ваня. Я это знаю. Второго такого человека трудно отыскать. Он много рассказывал мне о вашей семье, чем занимался с детства. Часто вспоминал, как вы один провожали его из дома и каждый раз брал с меня обещание, что его папу я никогда не забуду. Он очень хотел увидеть вас и собирался приехать к вам в гости вместе со мной».

Переписка с теми, кто знал Ивана Гулькина, продолжалась долгие годы. Из этих писем его отец Тихон Васильевич и вся семья узнавали о нем все новые подробности. В дни празднования 25-летия Победы Гулькины получили письмо из Магадана от Нионилы - жены летчика Евгения Ярлыкова, который полтора месяца жил с Иваном в одной комнате под Кировоградом.

«Муж летал в его эскадрилье на ликвидацию Корсунь-Шевченковской группировки немцев. Потом был сбит, находился в окружении, но вернулся в свой полк и благополучно закончил войну (умер в 1962 году). Я хорошо знаю вашего Ваню и его невесту Татьяну. Просматривая газету «Известия» за 15 апреля 1970 года, увидела фото Ивана и, не читая статью, сразу узнала знакомое лицо. У меня сохранилось письмо мужа с фронта, в котором он писал: «Сегодня был адски тяжелый день. Мы несколько раз вылетали на передовую, не вернулось много наших ребят. Но самая тяжелая утрата - погиб Иван Гулькин. По нашему боевому обычаю мы всегда делаем круг почета над горящим самолетом. А в этот день было столько истребителей и так сильно били зенитки... Но мне все-таки удалось сделать круг прощания над другом».

10 апреля 1980 года сестра Гулькина Татьяна Тихоновна получила письмо от маршала авиации Ф. Агальцова: «Большое спасибо за присланную фотографию. У меня такой нет. Это мой прощальный снимок с Героями Советского Союза. Я был назначен на другую должность. Кроме меня, на нем все Герои. Теперь ваш брат уже Иван Тихонович, а в 1943-1944 годах, когда я командовал дивизией, это был самый молодой летчик и все звали его просто Ваня или Ванюша. В нем проступало еще много юношеского. Он был очень скромен, застенчив, но и общителен. В полку его любили. Вместе с тем, он был очень храбрым. С удовольствием шел на выполнение самых рискованных боевых заданий и выполнял их отлично. Он много раз смотрел смерти в глаза, но всегда выходил победителем. Летчики полка в шутку говорили: «Наш Ванюша носит на груди талисман и поэтому он неуязвим». Погиб он уже без меня. О нем остались самые лучшие, самые светлые впечатления и воспоминания».