Лицейские беседы с Юрием Клюевым: «Педагогика − это искусство, а не наука»

В первом интервью с директором Брянского лицея №1 имени А.С. Пушкина Юрием Клюевым были затронуты темы, которые волнуют не только сообщество педагогов и учеников. Продолжение разговора началось с вопроса о том, насколько свободны сегодня учреждения образования в творческом смысле.

− Юрий Александрович, учебные заведения обложены со всех стороны и даже сверху нормативными документами, уставами, министерскими приказами и так далее. Можно ли в этих условиях достичь той степени самостоятельности, которое и позволяет превращать педагогический труд в творчество? Иначе говоря, если вас не устраивают какие-то требования или рекомендации министерства или департамента, как вы поступаете? Выходите за эти рамки? Насколько можете проявить свой лицейский стиль?

− Действительно, мы работаем в строгом правовом поле, − это так, и рамки всегда должны быть во всем, − но я бы не сказал, что места для творчества нет. Кто нам запрещает взаимодействовать с вузами, как мы сейчас взаимодействуем с  Московским государственным университетом? Никто. Было бы желание. В Год науки и технологий, который закончился, мы возродили инженерное образование с лицейский скамьи. У нас заключен трехсторонний договор между группой компаний «Кремний», Брянским государственным техническим университетом и лицеем. Создан технологический класс. Ребята ходят в университет каждую пятницу. Для них разработаны специальные курсы по микроэлектронике, коль скоро мы работаем с заводом этой отрасли. Где те самые препоны, которые запрещали бы нам этим заниматься? Их просто нет. Вот это и есть инициатива самого учебного заведения, инициатива педагогического коллектива, руководителей.

У нас есть планы использовать все пять традиционных профилей, которые возникли при зарождение лицея. Потребуются многосторонние договоры для каждого из них. Если мы говорим об академическом классе, где стыкуются точные и гуманитарные науки, то здесь может быть сотрудничество с Высшей школой экономики, с университетами гуманитарной направленности. И сторон больше будет, и шире круг работодателей. Нам повезло в том отношении, что в Брянске есть крупнейший завод микроэлектроники. Хотим открыть в следующем году историко-правовой класс. Даже некоторые силовые структуры заинтересовались этим проектом, они готовы также выступать одной из сторон договора. Мы должны компенсировать упущенное время, когда дети совершенно не получали представления о профессиях.

− Как вы относитесь к ЕГЭ? Все же среди его противников такой авторитетный деятель, как ректор МГУ, который назвал ЕГЭ угадайкой.

− Единый государственный экзамен при его обсуждении превратили в своеобразного идола. Думаю, суть не в самом ЕГЭ, а в абсолютизации его восприятия. Этот экзамен в сознании людей представили итогом образования, а это неправильно. Во всяком случае, законодательно ЕГЭ таковым не является. В целом я поддерживаю ЕГЭ, потому что он дает объективную картину знаний. География поступления наших выпускников – одно из доказательств того, что в экзамен заложено рациональное зерно. Однако представление о профессии он не дает совершенно никакого, поэтому мы часто встречаемся с такой сложностью. Выпускник поступает, например, в медицинский вуз, он хорошо сдает химию, биологию, русский язык, приходит на первое занятие и понимает, что это не его дело.

Конечно, не нужно водить ребенка в медицинские заведения с раннего возраста, чтобы он получил представление о профессии, но все же какие-то походы в поликлинику требуются. Договорные многосторонние отношения, о которых мы говорили выше, очень помогают решить важные для человека вопроса, определиться с будущим. И тогда он ЕГЭ выберет тот, который ему нужен. А если выбирать «на всякий случай», чтобы подстраховаться, тогда будет страдать. На самом деле все связано, и важно, что закон, его пространство, дают свободу действий. Никаких ограничений здесь нет и не может быть.

− Вы можете утверждать, что в вашем храме знаний есть особый лицейский дух?

− Во всяком случае, можно говорить о своеобразии лицея. Сейчас, например, российские школьники каждый понедельник исполняют гимн России, поднимают знамя и государственный флаг. Но у нас всегда так было. Мы всегда выносили знамя учреждения, а сейчас страна доверяет нам выносить еще и государственный флаг, и я считаю, что это прекрасно. Лицей эти задачи выполнял три десятка лет. Идея его создания себя оправдала. Дух Лицея − это стремление к высокому результату и , конечно, воспитание патриотов. Царскосельский лицей был также тому примером.

− К вам попадают так называемые трудные дети? Те самые, которых ставят на учет в полиции. Что с ними происходит?

− Я бы поставил вопрос по-другому: «Трудно ли работать с ребятами, которые по отдельным предметам могут иметь знания выше, чем учитель? Олимпиадники, например». С ними ведь тоже непросто. Если кто-то считает, что лицей снимает сливки, тот ошибается. Как можно занять юношу, который к 11-му классу знает больше, чем ты? Это уже другая совершенно категория, другой подход. Ты должен научиться направлять его, управлять им. У меня были такие ребята. Например, Максиму Косареву в 11-м классе уже нечему было учиться. Мне оставалось только направлять его. Это я говорю о химии. И таких примеров очень много. Уже и я не успевал за Максимом, но от меня требовалось найти нужные слова, он должен был понять, что ему есть еще к чему стремиться. Он все понял правильно, не загордился. Но так бывает не всегда. Каково видеть скучающее лицо, когда вы объясняете остальным базовые или профильные вещи, а у одаренного ученика это уже давным-давно пройденный этап? Совсем нелегко видеть оценивающий взгляд.

Когда я пришел работать, мне достался медицинский класс с очень сильным составом. Когда ты, вчерашний студент, работаешь в паре с мэтром, который ведет биологию, и понимаешь, что проигрываешь более опытному учителю, то это ситуация не из приятных. Тебе ночами еще нужно сидеть за учебниками, причем вузовскими, чтобы назавтра быть готовым к уроку с этими детьми. Я очень благодарен нашему первому директору. Антонина Семеновна поверила в нас, студентов. Но первые два года работы я до 11 часов вечера готовился к основным урокам, а потом − к урокам, которые нужно было проводить во втором полугодии. По ночам читал вузовские учебники, еще раз вспоминал материал. Будучи успешным выпускником Брянского государственного университета, я мог думать, что тут кого-то удивлю, но я никого не удивил. К счастью, мне удалось разговаривать с детьми как с равными. Они не заметили моих трудностей, но я-то знал, что запас прочности невелик. Все: садимся и учимся еще раз! И так было практически с каждым учителем, который приходил либо после института, либо после своей школы.  Нина Ивановна Пивоварова, наш очень именитый учитель, сказала, что закончила третий университет, когда пришла работать в лицей. Это сказал состоявшийся специалист!

− Получить знания и уметь распорядиться ими, научиться мыслить − это все же задачи разного уровня. Как вы решаете их?

− По сути, это извечная проблема формы и содержания. Все должно идти от знаний – это мое глубокое убеждение. Кто-то скажет, что неправ, но я готов спорить сколько угодно. Я видел учителей, не очень глубоко знающих свой предмет. Как только перед ним ставились нестандартные задачи − фиаско сразу же. Если педагог выполняет базовые вещи, то он уже полезен для учеников. Но в лицее совершенно другая задача, здесь все по-другому. Лицей − это мост между средней и высшей школами. Он соединил черты того и другого. То, что я после студенческой скамьи получил прекрасную возможность совершенствоваться, − это достоинство лицея и детей, которые разговаривали со мной на моем языке, а я с ними − на их языке. Кроме того, у меня был замечательный преподаватель методики обучения химии − Николай Алексеевич Титов. Он и сейчас работает в университете, я ему очень благодарен. Он подарил мне блеск в глазах, что более чем важно в моей профессии. Я видел, как он загорается, как он светится, и я понимал: вот это ключ к ребенку. Николай Алексеевич всегда говорил: «Чем глубже твои знания, тем выше твоя изобретательность.

В подаче ты можешь найти несколько подходов, ты можешь сочинить на ходу новый алгоритм какой-то». И он был прав. Методику преподавания другого предмета вел тоже прекрасный специалист, но это была голая методика, это была сухость, какие-то конструкции, которые я просто терпеть не могу. В жесткой конструкции должно быть содержание, но никак не форма. Невозможно поменять даты начало и окончания Второй мировой войны − это жесткая конструкция, за нее нельзя отступать. А вот в отношении того, как донести это, чтобы ученики поняли и запомнили важнейшее, − это уже совершенно другое. Вот здесь жесткой схемы нет и не может быть. Педагогика − это искусство. Наука − это форма познания, которая все-таки базируется на фактах, на эксперименте на опыте, а искусство − на чувствах и на ощущениях. Они, конечно, едины и противоположны по закону материалистической диалектики, и нельзя сказать, что искусство лучше науки. Тем более, что наука постепенно приобретает черты искусства. Вот, к примеру, химия, казалось бы, типичная наука, а выполнять химические эксперименты − это искусство. Стоят одни и те же реактивы, есть одни и те же инструкции, но подходят два разных человека: у одного получается эксперимент, у другого не получается. Потому что один чувствует, как обращаться с реактивами, у другого это чувство напрочь отсутствует. Он может выработать нужное качество со временем, но это уже будет чувство, а значит, это уже будет искусство. Отсутствие жесткой структуры не означает отсутствие логики. Просто это будет извечное балансирование между сухими фактами и ощущениями. Если начинаешь это чувствовать, то можешь отойти назад, вернуться к прежнему старту и запустить несколько иной стиль для достижения целей.