История России – ничему не учит. Часть 2.
Новость размещена: Москва, Смоленск, Архангельск, Челябинск, Новосибирск, Красноярск, Иркутск, Чита, Хабаровск
Первая часть рассказа «Вводная часть к дипломному проекту» закончилась на том, что дипломный проект Константина Коханова старший инженер Новиков отправил на рецензирование своему коллеге из соседней лаборатории:
В рецензии должна быть дана оценка дипломной работы, в частности, кроме соответствия содержания расчётно-пояснительной записки заданию на дипломную работу, также и в части «глубины проработки поставленной задачи». Вот в этой части Константин Коханов явно перестарался, даже не предполагая, что любой ведущий специалист «почтового ящика» мог быть напрямую связан с компетентными органами….
Константин Коханов: История России – ничему не учти. Часть 2.
В результате меня, по сути, ещё только техника-практиканта и моего руководителя, вызвали в первый отдел, позвонив по телефону не как обычно ему, а непосредственно начальнику лаборатории.
- А, Коханов, то зачем там нужен? - думая, что вышло какое-то недоразумение, переспросил начальника лаборатории Новиков, но и тот не мог понять, для чего я там и кому оказался нужен.
Соверши я, какой бы проступок, меня вызвали бы туда и без звонка, и сразу же задержав у проходной «почтового ящика», а потом бы разбирались с моим руководителем, а тут вызывали среди рабочего дня и притом срочно.
Мне сейчас трудно передать всю атмосферу устроенного тогда моему руководителю разноса. И по поводу потери им бдительности, и по поводу преступного разгильдяйства, в отношении моего дипломного проекта, в котором якобы содержатся секретные материалы.
- Да, нет там ничего секретного и содержащего государственную тайну, - попробовал возразить Новиков, но начальник первого отдела, который тряс моей пояснительной запиской перед его носом, никаких объяснений не хотел слушать, потому что он был абсолютно уверен, что прав именно он, а не сидящий напротив него, как он тогда выразился, - мудак!
- В отличие от вас товарищ Новиков, - сказал начальник первого отдела таким голосом, что вместо слова «товарищ», мне послышалось слово «гражданин», - рецензент, оказался настоящим бдительным человеком, который помнит, что о каждом факте разглашения сведений, составляющих государственную тайну, куда следует обращаться, причём немедленно. - А мы в свою очередь также должны немедленно принять меры к служебному расследованию и взять письменное объяснение, в данном случае от Вас, как такое могло произойти. - Кстати рецензент честно признался, что после первых же пяти прочитанных страниц этого дипломного проекта его чуть не хватил сердечный приступ, потому, что он узнал слишком много такого, чего он не должен был знать по своему служебному положению.
По всему чувствовалось, что Новикову весь этот разговор был настолько неприятен, если он сразу поднялся из-за стола, и сказал, что сейчас же пойдёт жаловаться к директору института, на клевету в свой его адрес, и на оскорбившего его начальника первого отдела.
- Можете идти, я подожду, пока он Вас снова не отправит ко мне, потому что он уже в курсе всего этого безобразия. - Но перед тем, как идти к директору, всё-таки посмотрите, какие пометки в пояснительной записке сделал рецензент, и, сделав паузу, добавил, - только сразу не хватайтесь за сердце и не падайте в обморок.
Диплом, открытый на страницах с пояснительной запиской, был брошен на стол перед Новиковым и тот начал их медленно перелистовать. Я сидел рядом и сначала не понял, почему каждая перевёрнутая им страница приобретала с обратной стороны какой-то странный красный оттенок. До меня не сразу дошло, что почти каждая строчка вводной части к пояснительной записке была подчеркнута жирной красной карандашной линией, да ещё почти каждая строка заканчивалась восклицательным или вопросительным знаками, а то и их комбинацией в разной последовательности.
Лицо и шея Новикова покраснели, и когда он, оторвавшись от чтения, посмотрел на меня, они уже были пунцового цвета. Несколько секунд он молча смотрел на меня, как на ожидаемого со времён Иисуса Христа еврейского Мессию, спустившегося на землю, так некстати, в самом начале обеденного перерыва. А в это время евреи, почти все отъявленные по тем временам атеисты института, побежали в столовую не за манной небесной, а занять раньше всех очередь, за чем-то, что тогда ещё можно было принять за еду. Теперь же приходится, даже в ресторане, сомневаться, принесли тебе пищу, или её имитацию из каких-то неорганических компонентов, идентичных натуральному продукту.
- Откуда ты это всё взял, - спросил меня мой руководитель, который ещё несколько месяцев назад, рассказал мне анекдот, о том, что все молодые специалисты, должны находиться в картотеке предприятия, исключительно в отделении на букву «Г».
- Особенно это, - и повернув ко мне пояснительную записку, подошёл сзади и стал раскрывать лист за листом вводную часть, проводя пальцем по сделанным красным карандашом отметкам, без каких-либо замечаний.
- Да так, ничего особенного, просто добавил от себя для связки отдельных давно всем известных предположений, - попробовал оправдаться я, не понимая, отчего вдруг так резко побагровело лицо начальника первого отдела.
- Ну что товарищ Новиков, убедились, кто из нас прав? - И знаете, что даже на этих первых страницах имеются сведения, содержащие государственную тайну, а как выяснилось, диплом без присмотра валяется в лаборатории и не сдается, в конце работы, в спецхран.
Новиков явно нервничал, хотя пробовал не подавать вида, но его состояние выдавали слегка подрагивающие пальцы руки, которой он водил перед моими глазами по подчёркнутому тексту. Откуда ему было знать, что я, для солидности, самостоятельно разбавил текст материала из купленной книги, тем, что только уборщице в лаборатории было неизвестно.
Когда мой руководитель, второй раз подряд, а может быть и в третий, перечитал, о чём говорилось в подчеркнутых местах, то, всё ещё не веря своим глазам, посмотрел на меня, наверно так, как смотрели когда-то учителя в школе на ставшего академиком Льва Ландау. Но потом, он явно догадался, что я никак не дотягиваю, по складу своего ума, даже до просто одарённого глубокими познаниями человека. А уж до гения не дотягиваю настолько, что он скорее доедет на велосипеде до Альфы Центавра, но никогда не поверит, чтобы я самостоятельно нашёл более короткий путь до ближайшей звезды в соседней галактике Туманности Андромеды.
И это несмотря на то, что я подробно описал этот путь в своём дипломном проекте, и это не противоречило последним астрономическим данным известных узкому кругу лиц, а не простым любителям астрономии. Поэтому Новиков просто спросил, - откуда мне это всё стало известно?
Нужно было видеть после этих слов Новикова, лицо начальника первого отдела, сколько в нём было презрения и превосходства над каким-то ничтожным старшим инженером, как будто он имел дело с каким-то заползшим к нему в кабинет, червяком. Но мой ответ сразу сбил всю спесь с начальника первого отдела, заставив его выйти из-за стола и уставиться на меня выпученными, как мне показалось, полными ненависти глазами.
А я просто, чистосердечно признался, что всё, что здесь так всех переполошило в моём дипломном проекте, я переписал и из купленной мной в магазине книги, и только слегка пофантазировал по поводу того, чем мы занимаемся в нашей лаборатории.
- А, где книга? - одновременно спросили меня оба, уже не имеющие больше никаких претензий, в отношении друг друга, человека.
- Дома, - ответил я, - и, если хотите, могу завтра принести.
После такого моего откровенного признания о том, откуда ко мне просочилась секретная информация, начальник первого отдела был растерян, пожалуй, больше самого Новикова, которого он, не выбирая выражений, ещё несколько минут назад отчитывал за разгильдяйство и преступную беспечность.
Поэтому, переглянувшись с Новиковым, и облегчённо вздохнув, он уже, можно сказать дружелюбным тоном, поглядывая искоса на меня, и скорее не моему руководителю, а мне стал объяснять, что делать нам дальше.
- Когда теперь уже любому дураку стало понятно, - сказал он мне, явно намекая на моего рецензента, что дипломная работа содержит в себе секретные сведения, то теперь следует обеспечить режим секретности для дальнейшего продолжения работы над Вашим дипломным проектом.
- Во-первых, Вашему руководителю, вместе с начальником лаборатории, нужно ещё раз проверить содержание всей пояснительной записки и определить степень её секретности.
- Потом эту степень секретности согласовать в соответствующем подразделении первого отдела по той тематике, которым занимается Ваша лаборатория.
- И только тогда, уже я, окончательно вынесу решение, о том режиме секретности, который будет действовать до полного завершения работы над дипломным проектом, вплоть до его Вашей защиты.
- И главное, - сказал он, обращаясь уже непосредственно к старшему инженеру Новикову, - Вы должны согласовать и официально утвердить фамилию специалиста, который теперь будет заниматься рецензированием этой работы и давать о ней отзыв. Также, не откладывая дела в долгий ящик, определить список лиц, которые будут допущены на защиту этого дипломного проекта, и проследить, чтобы приказом по НИИ было выделено специальное помещение, с установленным там пропускным режимом.
- А теперь, послушайте молодой человек, что касается лично Вас, - обращаясь уже ко мне, сказал начальник отдела, - и не вздумайте нарушать следующие правила:
- так как Ваш диплом будет находиться на хранении в хранилище первого отдела, то вы его будете получать здесь только под роспись;
- работа с дипломом должна осуществляется Вами только в специальном помещении, либо у нас, или в кабинете начальника лаборатории;
- дипломный проект запрещается оставлять на столе и в случае перерывов в работе с ним в течение рабочего дня, он должен убираться в сейф начальника лаборатории;
- Вам запрещается куда-нибудь выносить дипломный проект за пределы охраняемой территории, и работать с ним в помещении лаборатории, так чтобы он находился в удобном для обозрения посторонними лицами состоянии;
- после окончания работы с дипломным проектом и в конце, каждого рабочего дня Вы должны всегда сдавать его на хранение в первый отдел.
- Надеюсь, Вы меня хорошо поняли, молодой человек, и ничего не забудете, что я Вам тут сказал, - заканчивая инструктаж, - ещё раз подчеркнул начальник первого отдела, - насколько это важное и ответственное дело, соблюдения Вами режима секретности, при выполнении любых секретных работ, включая работу над Вашим дипломным проектом.
Купленную в магазине книгу, я подарил своему первому руководителю на производстве, старшему инженеру Новикову, а сам, после этого случая, стал полноправным членом дружного коллектива.
Из кабинета начальника первого отдела, мне пришлось идти, к начальнику лаборатории, для его визы, на сопроводительном письме, с просьбой поставить на дипломе гриф «секретно». Когда я затем принёс свой диплом с сопроводительной запиской начальнику первого отдела, тот, посмотрев на меня, словно демонстрируя свою значимость, сотряс кабинет ругательствами, в адрес безмозглых учёных, которые всегда наплевательски относятся к государственным секретам. Затем он взял сопроводительное письмо и поставил наискось резолюцию для спецхрана: зарегистрировать под грифом «СС» (совершенно секретно). Всё это потом создало для меня большие проблемы, но не обошлось без одного курьёзного случая, о котором я расскажу в следующем рассказе.
Вся эта моя история с дипломным проектом, как-то сразу перечеркнула в моём сознании весь преувеличенный ореол от успехов в работе советских разведчиков по созданию адекватного ответа нашими учёными тому, что разрабатывал в случае войны с Советским Союзом военно-промышленный комплекс США и всей Западной Европы.
А какая была компетенции органов государственной безопасности, в лице их форпостов, первых отделов, на режимных предприятиях, и как это, вообще, отражалось на общем состояния всей советской науки, пока нет ещё ни одного серьёзного исследования. Лишь одно то, что какой-то техник-практикант нашёл в открытом доступе информацию, которую не могли раздобыть советские спецслужбы за рубежом и то, что никто не знал в том НИИ, как той же проблемой, занимаются заграницей, могло говорить, что всё-таки что-то тогда было не так в нашем «датском» королевстве.
Тогда в Советском Союзе, действительно, всё только «давали», причём бесплатно, от образования до крыши над головой, гарантируя каждому место работы, правда только там, где его могли отвести, если граждане долго не могли определиться, где самим устроиться на работу или пойти учиться дальше. Но даже то, что гарантировалось конституцией, чтобы тебе «дали», это постоянно нужно было у кого-то просить, кто сам не занимался ни производством, ни строительством, а только занимался распределением всех положенных советскому человеку благ.
Самое ужасное было в том, что советское государство, в лице его партийных и государственных органов, всегда подозревало всех своих граждан в склонности к государственной измене и в предательстве Родины. Но это делалось напрасно, потому что, как раз те, кто следил, чтобы граждане Страны Советов не перебежали на сторону врага, сами первые же предавали не только свою Родину, но и постоянно сдавали западным спецслужбам, советскую агентуру.
А всё деятельность органов КГБ допускать к секретной документации только ограниченный круг лиц приводило к тому, что только этот ограниченный круг лиц занимался той проблемой, для которой необходимо было значительно больше специалистов, как и лиц обладающих большей компетенцией, не говоря уже о знаниях, чем те, кому оказывалось высокое доверие догнать и перегнать Америку. И тем более по тем направлениям, где нам тогда посчастливилось вырваться вперёд. А это было изучение космического околоземного пространства с помощью пилотируемых аппаратов и, наметившиеся успехи в деле изучения поверхности Луны.
Конечно, в то время техник-практикант Коханов, мог только недоумевать, почему так не доверяют людям, случайно сам оказавшись на передовых позициях космического противостояния двух великих держав. После того, как он сдал свой «совершенно секретный» дипломный проект в первый отдел, то больше не прикасался к нему до самой его защиты, потому что и так знал, что его больше никому читать не дадут и ограничатся оценкой, данной тем рецензентом, которого при его чтении, чуть не хватил инфаркт. Поэтому он занимался той же работой, что и вся группа старшего инженера Новикова.
В итоге вся система ориентации в космосе, которую там доводили до ума», оказалась за тем столом, где постоянно работал Константин Коханов, которому разрешили с ней экспериментировать так, чтобы только из неё поменьше шло дыма и как можно реже взрывались конденсаторы.
И вот однажды, как голос Всевышнего сверху за его спиной раздался голос Сергея Николаевича, конкурента Новикова, работавшего за соседними стеллажами с радиоизмерительной аппаратурой:
- «Смотрю, я на тебя Константин, и на своего практиканта Сашу Киселёва и думаю, куда бы мне написать по поводу него письмо, - товарищи вы выпустили брак, но только кто его прочитает и тем более, кто этот брак устранит?»
Саша Киселёв с параллельного потока учился в группе по специальности техник-радиомеханик. Он, в отличие от своего двойного тёзки, с которым я учился в одной группе по специальности техник-электромеханик, являясь по оценке наших знаний на треть троечниками, был, чуть ли не отличником и, по крайней мере, знал значительно больше нас из того, что было совсем не нужно на производстве.
И поэтому сделанная Сергеем Николаевичем косвенная оценка моей технической подготовки, приятно удивила ещё потому, что добиться от этого человека какой-то похвалы было практически невозможно. Любимым выражением Сергея Николаевича, когда он возвращался с какого-то бестолкового совещания при обсуждении таких научных тем, как кого и в каком количестве отправить на плодоовощную базу, в колхоз или в помощь народной дружине, для патрулирования Калининского проспекта (теперь Нового Арбата), после взгляда на циферблат наручных часов, было: «Чёрт возьми, уже два часа дня и мной ещё ничего не сделано для бессмертия».
Честно говоря, мне тогда показалось в словах Сергея Николаевича больше иронии, чем правды, но вскоре я понял, что он, действительно всё это говорил всерьёз. В этом я убедился, когда ко мне подошёл выпускник какого-то Лесного института, в котором была кафедра то ли оптики-механики, то ли просто электроники, попавший к Сергею Николаевичу по распределению, с просьбой объяснить ему, что представляет собой двухполупериодный выпрямитель, который он ему поручил собрать.
Я сначала подумал, что инженер шутит или просто с кем-то на спор, решил меня разыграть. Поэтому и ответил ему также вопросом, поинтересовавшись, - «не сразу ли после детского сада, он поступил в институт, потому что, даже в школе рассказывают, что это такое? Инженер смутился и, наклонившись надо мной пониже, так чтобы никто больше не слышал, тихо повторил, что он честно не знает, что это такое.
- А как же Вы проходили электротехнику в институте?» – всё же решил уточнить я.
– А также, - почему-то улыбаясь, хотя впору было плакать, ответил инженер, - как и все остальные предметы, - «сдали зачёт, порвали конспект, выпили с радости и всё сразу же забыли…».
Мне ничего не оставалась, как не нарисовать на листке бумаге принципиальную схему выпрямителя и объяснить инженеру принцип его работы. Когда инженер вернулся на своё рабочее место, я вспомнил весь боевой и доблестный путь моей группы в техникуме, которая называлась «У», имеющей численность на первом курсе 33 человека, и переведённой на третий курс с первого раза, только в количестве 2-х человек, потому что остальные срезались, кто на экзаменах по сопромату, кто по электротехнике. «Жертв» на электротехнике было больше, поэтому неудивительно, что я оказался среди этих бедолаг. После пересдачи экзаменов, в группе осталось 22 человека, из которых затем исключили ещё одного человека, не ввиду его плохих знаний, с этим у него всё было в порядке, а из-за его частых попаданий в медвытрезвитель и связанных с этим частых «прогулов» лекций по всем предметам…
Теперь мне стало понятно, почему Сергей Николаевич, глядя на меня и моего руководителя практики, который всегда сидел ко мне спиной и не обращал внимания, чем я занимаюсь, всё мне тогда высказал о работе своих молодых специалистов. Самое для него было, наверно, неприятное, что я некоторое время работал в его группе и моим наставником у него был техник Мельниченко. Получилось так, что в день посещения королём Афганистана музея Вооружённых сил, меня отправили к Новикову по ошибке и уже на следующий день забрали из его группы и перевели обратно в группу Сергея Николаевича.
Но не прошло и недели, как в лабораторию прислали инженеров-практикантов, и поэтому, считая двух техников-практикантов ненужным ему балластом, Сергей Николаевич попросил начальника лаборатории, одного из них перевести в группу Новикова, при этом любого, какого он сам захочет взять, а не потому, что он тем самым, хочет конкретно от кого-то избавиться.
Старший инженер Новиков выбрал меня, и теперь только до Сергея Николаевича дошло, кто у него действительно был и остаётся в качестве балласта. Вот, собственно говоря, вкратце, как тогда обстояли дела в НИИ, в котором люди должны были заниматься наукой, а не отвлекаться на то, чтобы как-то и чем-то занять никому ненужных молодых специалистов.
Одного мне было непонятно, почему люди, в своей массе, и не только рядовые исполнители, которые, под неусыпным наблюдением компетентных органов, повышали обороноспособность своей Родины, занимаясь разработкой новой военной и космической техники, не должны были знать, где будет применяться их та и или иная разработка. И только по конфигурации платформы, на которой она устанавливалась или по требованиям к весу изделия могли догадаться, где она будет применяться на земле или в космосе. Поэтому только теперь, по прошествии более 40 лет (в 2012 году), мне стало понятно, в какой повергло шок руководство НИИ известие, что какой-то техник-практикант, оказался в курсе того, что должен быть знать ограниченный круг лиц. И, самое главное то, что как он выяснил, а не советская разведка, их «сверхсекретная» разработка, уже используется за границей и даже совершенствуется по тем направлениям, о которых в институте даже не могли себе представить.
Я ради интереса, зная приблизительно, как называлась та, наделавшая в институте переполох книга, год издания и что выпустило её издательство «Прогресс», попробовал найти её по каталогам в РГБ. Поиски оказались тщетными. Большая вероятность того, что весь ей тираж был изъят из продажи, как и в 1965 году один из номеров газеты «Московская Правда», где в опубликованном выступлении, посвящённом 20-летию Победы в Отечественной войне, министра обороны СССР маршала Р. Я. Малиновского, в конце фразы о том, что многие страны после Великой Отечественной Войны встали на путь социалистического развития, вместо слова развития, было напечатано – разгрома. Эту газету принёс в техникум учащийся нашей группы Королёв, однофамилец Генерального конструктора Сергея Павловича Королёва, о котором, кто, он такой, я узнал только в день его смерти 14 января 1966 года, за день до того, как об этом написали во всех газетах, находясь на преддипломной практике, непосредственно, в институте.
Самое интересное, что перед этим, я там никогда не слышал, чтобы кто-то упоминал об этом человеке, даже как о простом руководителе какого-нибудь проекта. Так, что возможно и тираж этой книги был изъят из продажи, а также и из свободного доступа в обычных библиотеках. И даже мой дипломный проект, где об этой книге, вообще нет упоминания, отправленный в спецхран, с грифом «Совершенно секретно», должен был храниться 50 лет, и рассекречен только 2016 году, если только после распада СССР его сразу же не выбросили на помойку.
Но разве мог знать я, о действительном состоянии советской науки в те годы, лучше, чем те, кто этой наукой занимался, как, например, Борис Евсеевич Черток, советский и российский учёный-конструктор в области ракетно-космической техники, один из ближайших сотрудников С. П. Королёва. В его воспоминаниях отмечается, что хотя, когда мы «были бесспорными лидерами в мировой космонавтике, - однако в лунной программе США опередили нас уже тем, что сразу объявили её общенациональной» программой, обратившись к своим гражданам с призывом о том, что «каждый американец должен внести свой вклад в успешное осуществление этого полета».
В связи с этим, как далее пишет, Б. Е.Черток, - «Космические доллары» начали проникать почти в каждую область американской экономики. Таким образом, подготовка высадки на Луну оказалась под контролем всего американского общества», а не как в СССР под контролем даже не всего партийного руководства, а только исключительного Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущёва, который, больше полагался на информацию, которой снабжал его сын Сергей.
С. Н. Хрущёв в 1958-1968 годах работал в ОКБ Владимира Николаевича Челомея заместителем начальника отдела, занятого проектированием крылатых и баллистических ракет, а также созданием систем приземления космических кораблей и ракеты-носителя «Протон».
Неудивительно, что В. Н. Челомей составил конкуренцию С. П. Королеву и в «Лунной гонке». Его проект предусматривал пилотируемый облёт Луны КА (космическим аппаратом) «ЛК-1», осуществление посадки экипажа на Луну и возвращение его на Землю с помощью КА «ЛК-700». После смещения Н.С.Хрущева, поддержкой которого пользовался В. Н. Челомей, с поста первого секретаря ЦК КПСС в октябре 1964 года, многие его проекты были закрыты, в том числе и работы над его новым ракетопланом. Продолжались работы только по варианту спускаемого аппарата ЛК-1 лунной программы.
Первый пуск РН (ракетоносителя) «Протон» состоялся 16 июля 1965 года, с выводом на орбиту тяжелого научного спутника, спроектированным в ОКБ В. Н. Чаломея и названного тем же именем, что и ракетоноситель.
Как мы можем убедиться в СССР, не только не было общенациональной программы, пилотируемого полёта на Луну, но даже имелось неприкрытое противостояние тех, кому было поручено правительством страны осуществление этого проекта – Королёва и Челомея. А, добавив ко всему этому ещё полную засекреченность результатов работы обоих КБ, даже от многих своих сотрудников, то можно не удивляться, насколько медленно продвигалось решение многих тогда, связанных с полётом к Луне, проблем.
После старта к Луне 16 июля 1969 года «Аполлона-11 с астронавтами Н. Армстронгом, М. Коллинзом и Э. Олдрином, Армстронг и Олдрин, навечно вошли в историю космонавтики», как первые люд побывшие на Луне. Б. Е. Черток, рассказывая в своих воспоминаниях о поражении СССР в «Лунной гонке» США, всё-таки посчитал нужным подчеркнуть то, что «в июле 1969 года вся Америка торжествовала, подобно тому, как и Советский Союз в апреле 1961 года».
Когда в мае 1969 года я закончил службу в Советской Армии и вернулся домой, то одной их первых тогда мной прочитанных книг, был роман «Банкир» американского писателя Лесли Уоллера, изданного ещё в 1964 году » (London, 1964, русский перевод М., Прогресс, 1969). В этом романе в главе 59 (в издании М., Лексика, 1994, стр.569) я нашёл такие, впрямь, пророческие слова:
«Техника космического века так быстро развивается, что сегодняшний успех может стать завтрашней головной болью».
После таких слов американского писателя, можно было бы поставить точку в этой истории, но мне очень захотелось снова вернуться в 1961 год, в апрель месяц, когда 12-го числа, неожиданно раздался из репродукторов, внушающий страх, голос Левитана:
«Работают, все радиостанции Советского Союза…» и в наступившей на мгновение тишине, все, кто тогда находился рядом с радиоприёмниками и телевизорами, поняли, что это не война…
Как торжествовала Америка, после полёта астронавтов на Луну, я не мог видеть и даже представить не могу, какая у них тогда была там наэлектризованная атмосфера общенационального праздника, хотя, вероятно сохранилось много видео-фотоматериалов, того времени. Но это совсем не то, что можно почувствовать самому, находясь непосредственно среди ликующего народа, - его радость, смешанную с гордостью за свою страну, с которой не идёт ни в какое сравнение, не редкий в то время, хорошо оплаченный в США или организованный в СССР, «патриотизм», обычной массовки.
Во время первого полёта американцев к Луне в 1968 году я находился в Советской Армии. Весь мир с напряжением следил за тем, как закончится эта первая космическая одиссея к ближайшему к нам в космосе небесному телу и только в Советском Союзе пресса, отнеслась к этому событию так, как будто это был первый перелёт из Лондона в Токио над территорией нашей страны.
С трудом, в каждой центральной газете, я находил краткие заметки о ходе полёта к Луне, разумеется, без всяких комментариев об успехах американской науки и тем более без откликов читателей на это историческое событие, когда, наконец, наступило время, покинуть «колыбель человечества» и начать прокладывать дорогу к звёздам.
А теперь перенесёмся с торжеств в Америке в июле 1969 года, к триумфу СССР в апреле 1961 года, к событиям того дня, когда первый в мире человек совершил полёт в космос и этим первым человеком, оказался гражданин СССР.
Я в том исторический день 12 апреля 1961 года, находился на занятиях в 7 классе средней школы №149 города Москвы. Неожиданно в класс вбежала директор школы Клавдия Ивановна, и что на неё совсем было не похоже, не обращая внимания на преподавателя, которая старалась, что-то нам тогда объяснить, - закричала, - «ребята, первый, человек в космосе, наш советский, майор Гагарин, ура!!!»
Мы все повыскакивали из-за парт, окружили директора и наперебой, что-то стали спрашивать, стараясь, перекричать друг друга, но, в основном, почему-то больше всего, всем хотелось узнать, имя первого космонавта.
Директор, растерялась, так как имя космонавта почему-то у неё сразу же вылетело из головы, как только до неё дошло, какое только что произошло в стране, важное для всего человечества, событие. Директор, на мгновение растерялась, а потом, к радости всего класса, крикнула:
«Занятия отменяются! Слушайте радио, смотрите телевизор!» – и уже вслед нам выбегающим из класса, - «Это может быть самое главное событие в вашей жизни».
Когда мы оказались на улице, над посёлком «Сокол» уже кружился вертолёт и разбрасывал разноцветные листовки с портретом Юрия Гагарина в лётном шлеме.
В то время шло расширение Ленинградского проспекта и на месте подземного путепровода в сторону его развилки на Ленинградское и Волоколамское шоссе, тогда ещё был глубокий котлован. Часть листовок упало в него, и мы сразу побежали туда, так что мне даже повезло найти там, одну из этих листовок.
Как зовут Гагарина, мы узнали по пути к котловану, и очень завидовали бежавшему рядом с нами Юре Ципперману, что он тёзка космонавта. А вокруг царила атмосфера настоящего праздника, который нельзя было сравнить, с октябрьскими и первомайскими мероприятиями, хотя народ выходил на улицы, не под игру многочисленных уличных оркестров, чтобы занять место в колоннах для участия в демонстрации трудящихся, после традиционного военного парада, а сам, и шёл в сторону Красной площади.
Но то, что люди вышли на улицы сами, да ещё в таком невиданном количестве, впервые, после февральской и октябрьских революций, не на шутку перепугало советское партийное руководство. Для них незапланированный и не подконтрольный патриотизм, был тогда страшнее происков империализма.
Поэтому, нет, чтобы воспользоваться ситуацией и поддерживать настроение высокого духовного подъёма нации, за счёт того, чем действительно можно было гордиться, в последующие годы, целенаправленно, началась вестись пропаганда, что космонавты в космосе, такие же герои, как шахтёры под землёй, сталевары у доменных печей и полярники на дрейфующих льдинах.
Что касается последних героев, то их уже изрядно подзабыли, хотя дрейфующие станции продолжали работать, но фамилии первопроходцев, да и самого известного из них Ивана Папанина, задай о них вопрос кому-нибудь на улице, конечно, вряд ли кто вспомнил, в то время как артист Анатолий Папанов, с похожей фамилией, был известен всем.
И, не только договорились, но даже додумались в итоге до того, что стали говорить о космонавтах, как о каких-то монтажниках-высотниках, которые отправляются в космос, как и те на обычную для них работу, и теперь даже не надевают скафандров. Зачем надо было знать тогда советским людям, что надень космонавты скафандры, то в кабине нового космического корабля хватило бы места только для двух человек, а не для трёх, и пренебрегали их безопасностью, только ради демонстрации всему миру новых успехов советской науки.
24 апреля 1967 года совершив полёт без скафандра на новом корабле «Союз-1», Владимир Комаров погиб при посадке, якобы из-за неисправности парашютной системы спускаемого аппарата. Во время полёта Комарова в космосе к нему, после стыковки кораблей «Союз-1» и «Союз-2», планировался переход ещё двух космонавтов, но старт «Союза-2» в последний момент был отменён из-за каких-то проблем с «Союзом-1». Но, даже после гибели Комарова полёты без скафандров продолжались до 30 июня 1971 года, когда при приземлении «Союза-11» произошла разгерметизация спускаемого аппарата и гибель экипажа корабля их трёх человек - Георгия Добровольского, Владислава Волкова и Виктора Пацаева.
Только гибель этих космонавтов, которая потрясла советский народ, заставило советское партийное руководство, отказаться от опасных экспериментов над людьми в космосе, и понять, что работа в космосе, всё-таки отличается от работы шахтёров. Хотя та и другая работа, связана с постоянным риском, но у шахтёра, если что с ним случится, всё-таки есть шанс, что его спасут, а у космонавта, в отличие от него - такого шанса нет.
Космонавты снова стали летать в космос в скафандрах, но к тому времени вера у советского народа в превосходстве СССР над Америкой в освоении космического пространства, погасла навсегда.
Почему История России - ничему не учит никого, кто продолжает руководить страной? Ответ лежит на поверхности. Если государство, в лице своего Президента требует, чтобы техника и оборудование для научных исследований закупалось у производителей на конкурсной основе, на каких-то аукционах, экономя на этом каждую копейку, погрязшими в коррупционных скандалах чиновниками, - то, говорить, что какие-то «сколково» и всякие «наукограды», у чёрта на рогах, решат все проблемы, просто смешно. Почему же тогда и на конкурсной основе, и на тех же аукционах не определять, приоритеты научных исследований, в том числе по вопросам, связанным с пилотируемыми космическими полётами, и не подождать, пока в космос не полетят частные космопланы, которые «с радостью возьмётся создать российский малый бизнес».
Правда в это верится с трудом, даже в случае оказания ему государством такой же финансовой помощи, как и тем, кто этим уже занимается, и реально способен добиться определённых успехов на мировом рынке космических услуг.
В то же время не столько смешно, сколько опасно сейчас, бросать в угоду спортивных амбиций и тщеславия премьер-министра Владимира Путина (в 2012 году), огромные государственные средства на проведение олимпийских игр, чемпионатов мира и всяких саммитов, где на Россию, всем просто начхать, и не считать, что это является преступной расточительностью. Да ещё расточительностью в таких размерах, за которую, по условиям военного времени, все знают, что полагается, вместо орденов и очередных воинских званий.
Хотя эта статья была опубликована в Интернете в 2012 году, но по ней можно судить, что за последние восемь лет в российской космонавтике ничего не изменилось к лучшему, кроме постоянно меняющихся планов когда-нибудь, в. середине 21 века, оставить нашими космонавтами следы на Лунной поверхности, когда американцы и китайцы уже начнут строить города на Марсе.