Иркутские истории. Образованные невесты
«…отношение к образованным барышням было сложным: их почитали, но при этом и стремились задвинуть, осознанно или нет. …Барышни недоумевали, почему им выказывают недоверие, если прежде, во всё время учёбы, обеспечивали стипендиями и всячески опекали». Кое-что, конечно, за 200 лет изменилось, работы образованным барышням хватает. Но в высшие круги — хоть производства, хоть власти — дамам прорваться по-прежнему непросто. «Иркутские истории», Валентина Рекунова.
Педагоги содержали своих учениц
В середине 1880-х в окрестностях Иркутска стали возникать стихийные школы грамотности. То дочка священника звала прихожан обучиться простому счёту и чтению. То солдат-отставник, непригодный уже для пахоты, шёл на учительские хлеба. То образованный переселенец набирал разновозрастных учеников. В 1888 таких школ насчитывалось уже десять, и известный просветитель Валериан Тимофеевич Зимин принял их под своё покровительство.
В Иркутске такие школы назывались воскресными. Помещения предоставляли богатые домовладельцы, а преподавали волонтёры, как правило, женщины. Первая воскресная школа открылась в 1885 году, а ходили в неё местные жители от семи до пятнадцати лет. Учебные пособия приобретал всё тот же Зимин. Он формировал и библиотеку, а на Рождество выводил всех в театр.
Справочно
Из газеты «Восточное обозрение» от 10.06.1894: «В воскресенье 29 мая в здании Ремесленно-слободской городской воскресной школы было отслужено отцом законоучителем священником Тихомировым благодарственное молебствие по случаю окончания учебных занятий. В текущем году в школе окончили курс со свидетельствами 5 девиц и 2 мальчика. Все они после молебствия получили от школы в подарок по 1 экз. Святого Евангелия и по книге образовательного содержания».
До 1898 года ангелом-хранителем этой школы была Екатерина Феодосьевна Пахолкова, купеческая дочь. Она страдала недостатком физических сил, притом что душевные были огромны. После гимназии барышня окончила Высшие женские курсы и вернулась в Иркутск, чтобы открыть здесь собственное учебное заведение. Но здоровье не позволило, а вот преподавание в воскресной школе было по силам, и молодая учительница отдавала ему все досуги, пока не оставила мир майским днём 1898 года.
Окончившие воскресную школу могли продолжить образование в Женском училище — туда принимали девочек любых званий и состояний, как обученных грамоте, так и нет. Даже и опоздавшим к началу учебного года находили место за партой, только бы закрепить интерес к учёбе. Кстати, плата за неё могла вноситься частями, для бедных семей делались скидки, их ставили в очередь на получение стипендий от города или благотворительных обществ.
С 1893 года девочки могли поступать в Иркутскую фельдшерскую школу, открывшуюся при городской больнице. Туда принимали без экзаменов всех окончивших начальные училища. Был ценз на возраст (не младше 16 лет и не старше 30), но главным препятствием считалась довольно высокая плата. В 1897 году выпустилось только восемь фельдшериц, и всех их немедленно разобрали, закрыв небольшую часть вакансий. Тогда педагоги решили принять на себя содержание нескольких неимущих барышень за счёт благотворительных лотерей, спектаклей, концертов.
Дерзостью не считаю
В июле 1862 года Анне Петровне Быковой, начальнице Девичьего института Восточной Сибири, передали 6-й номер новой газеты «Кяхтинский листок». Издавал его, что было любопытно, коллега, преподаватель русского языка уездного училища господин Андруцкий, а в роли цензора выступал сам Кяхтинский градоначальник Деспот-Зенович. И было странно, что он пропустил статью с резким выпадом против дам, стоящих во главе гимназий и девичьих институтов. В Совете Главного управления Восточной Сибири председательствовал в эту пору Евгений Михайлович Жуковский, Забайкальский губернатор, прекрасно знавший Кяхту и её обитателей. С ним-то и обсудила Анна Петровна неприятную ситуацию. В результате Деспоту-Зеновичу направлено было письмо с пространной сентенцией: «Таковое порицание в неприличных выражениях всех вообще лиц, имеющих право на уважение по своему положению в обществе, я полагаю в газете неуместным. Тем более что, как вам известно, в начальницы женских институтов и гимназий назначаются лица по выбору Государыни Императрицы и даже лично известные Её Величеству. Обращая ваше внимание на эти два обстоятельства, я имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство при цензурировании газеты «Кяхтинский листок» не допускать статей, подобных вышеупомянутым, и вообще наблюдать, дабы при обсуждении каких бы то ни было предметов, в границах цензуры дозволенных, были употребляемы выражения и тон, отвечающие достоинству лица и предмета, о которых говорится. С отличным уважением имею честь быть, Евгений Жуковский».
Ответ был прислан незамедлительно: «Милостивый государь Евгений Михайлович. На письмо Вашего Превосходительства, в котором Вам угодно было высказать своё мнение о неприличии некоторых статей, имею честь объяснить. Относительно периодических изданий и вообще литературы я руководствуюсь тем взглядом, что они не должны представлять собой каких-то отвлечённых теорий, а должны идти рядом с жизнью и воспроизводить в слове житейские явления, более или менее достойные этого. Поэтому всё соприкасающееся той или другой стороной к жизни, должно найти себе место в периодическом издании — разумеется, если издатель не желает, чтобы его издание осталось безжизненным, сухим сборником каких-то отвлечённостей. Что же касается неприличных, по мнению Вашего Превосходительства, выражений относительно лиц женского пола, назначаемых на должность начальниц в открытых заведениях, то я так же не вижу причины не допускать этих выражений (вовсе не находя их неприличными), так как в них проводится только личный взгляд автора о неспособности, по большей части, лиц, постоянно живших в столицах, примениться к жизни провинциальной и хорошо исполнить то дело, к которому они призваны. Очень часто случается, что при перемене известной обстановки человек начинает хуже исполнять свои обязанности. Наконец, должно сказать, что в этом случае автор сделал намёк на мой счёт, зная, что я ходатайствовал у высшего начальства о назначении дамы из Петербурга для занятия должности начальницы в здешнем Женском училище. Но, находя в этом мнении много справедливого, я счёл своею обязанностью дозволить напечатание его. Если же взгляд автора показался бы неправильным или обидным, то для того есть полная возможность опровергнуть его в той же или другой газете. В заключение я должен прибавить, что мне хорошо известны цензорские обязанности. Высказав своё мнение, я имею честь покорнейше просить принять уверение в совершенном моём почтении и преданности, Деспот-Зенович».
Жуковский ознакомил с этой отповедью начальника края Корсакова — и тот предписал Деспоту-Зеновичу «руководствоваться предложением Забайкальского губернатора».
Быкова была, в общем, удовлетворена. А Деспот-Зенович отбыл в Тобольск, губернатором, в том же 1862 году. Позже он заведовал сибирскими делами в Министерстве внутренних дел, занимал ответственные должности в правительстве. В отставку ушёл действительным тайным советником.
Тонкости перерождения
Опека над сиротами проявлялась в Иркутске неравномерно и даже избирательно: школу приюта арестантских детей посещали, главным образом, попечители, а вот в Сиропитательный дом, и без того обеспеченный собственным банком, ездили при всякой возможности, охотно и дорого покупали рукодельные работы воспитанниц и даже составляли в их пользу завещания. Вообще, мечта Елизаветы Михайловны Медведниковой об идеальном приюте для девочек-сирот казалась вполне воплотившейся: в специально построенном здании строго по уставу от ведомства императрицы Марии обделённых судьбою детей готовили к самостоятельной жизни. Кроме обычных для школ предметов здесь проходили полный курс домоводства, а на исходе столетия к нему прибавилось замечательное приложение — уроки счетоводства. И каждая выпускница стала получать швейную машину.
Сиропитательный дом Елизаветы Медведниковой не раз награждался золотыми медалями Всероссийских выставок. В 1887 отмечали его полувековой юбилей и издали очерк-отчёт, выдержанный в парадных тонах. Но помещённые в нём статистические материалы показывали, что учебное заведение отошло от своего назначения, прописанного в завещании основательницы и в Уставе: в Сиропитательный дом принимали не только сирот, но и девочек из состоятельных семей — на платное содержание. Сколько детей оставались на улицах, никто никогда не считал.
Похожая метаморфоза произошла и с первым в Иркутске Детским садом, предназначавшимся для детей из бедных семей: он довольно скоро выродился в заведение для богатых и очень богатых.
Справочно
Из газеты «Восточное обозрение» от 07.02.1888: «Предполагается торжественное празднование 50-летия Сиропитательного заведения Е. Медведниковой. Предполагается устроить приют для окончивших курс, где бы они могли оставаться в течение пяти лет».
Из газеты «Восточное обозрение» от 26.06.1888: «Почётный гражданин И. Л. Медведников прислал воспитанницам Сиропитательного дома некоторую сумму для празднества. Заведение посетил генерал-губернатор А. П. Игнатьев».
Из газеты «Восточное обозрение» от 12.08.1898: «Нас спрашивают, по каким соображениям город продолжает выдавать ежегодную субсидию в 1.500 руб. Детскому саду, когда в то же время он отклоняет ходатайство о субсидиях частным учебным заведениям, где, как и в Детском саду, плата за учение настолько высока, что могла бы покрыть расходы по их содержанию? Город прежде всего должен думать о начальных школах, где учатся дети городской бедноты, и туда главным образом направлять свою помощь. В Детском саду учатся дети более состоятельных родителей, которые и без поддержки города могут обучать своих детей».
Ваш аттестат полегче будет
Школьный Иркутск очень долго оставался «мальчиковым». В 1805 году открыли мужскую классическую гимназию, а первую женскую — только семьдесят лет спустя, да и то без финансового участия государства — стараниями купца Ивана Степановича Хаминова. Списки выпускников, начиная с приходских школ, неизменно показывали численное превосходство учеников над ученицами. Так же и в уездах. За десятилетие с 1885 по 1895 годы число учебных заведений там выросло с 247 до 453, но мальчики, по-прежнему, составляли не менее 70%.
В Иркутске картина начала меняться с открытием Хаминовских женских гимназий, Кладищевских и Сукачёвских начальных школ. В 1894 году открылась частная гимназия госпожи Беляевской, и несмотря на высокую плату, желающих поступить в неё оказалось гораздо больше, чем мест. Не помогло и открытие сразу в нескольких заведениях параллельных классов.
По числу медалистов мужские и женские гимназии шли вровень, но почти все отличники поступали в университеты, а отличниц по правилам той поры даже не допускали до приёмных экзаменов в высшее учебное заведение. Отчасти и по этой причине программы женских гимназий были проще, а оттого вожделенная золотая медаль выпускниц считалась более низкой пробы. Да, можно было сделать её весомей, сдав экстерном экзамены за мужскую гимназию, но такие опыты распространились уже в следующем, двадцатом веке.
А с начала 1870-х выпускницам гимназий разрешалось поступать и на Высшие женские курсы. Учёба в столице требовала немалых средств, и барышни из бедных семей полагались на разного рода городские стипендии. Дочь бывшего санврача Писарева была очень настойчива и трижды воспользовалась такою возможностью, в том числе и на образование за границей. И иркутянка Филиппова после Женских курсов пыталась пролонгировать пособие Думы, однако не повезло. Или не хватило упорства.
Не в свою телегу впрягаются
В Иркутске не печатались «Правила для поступающих в вузы Российской империи», но рукописные сборники имели хождение. Один из авторов, господин Николаев, долго пытался издать свой труд, в том числе и в Сибири. Местные типографии интереса не выказали — и горожане гонялись за Суворинским календарём 1887 года с небольшой подборкой для абитуриентов.
Между тем в больших городах открывались учебные заведения самого разного толка. И требования у них были очень разные. На Педагогических курсах учились лишь окончившие гимназический курс с золотой медалью, да и ту требовалось подтвердить на экзаменах. Чуть менее строго отбирали на Фребелевские двухгодичные курсы, но они не давали права преподавать в гимназии.
Обучение в Петербурге могло стоить немалых денег, но могло и быть совершенно бесплатным; профессор Лесгафт, например, безвозмездно читал популярные лекции по анатомии и педагогике. При Надеждинских акушерских курсах был устроен дешёвый пансион; и каждая барышня могла выбрать программу для обучения: сокращённую (для сельских амбулаторий) или полную.
На первый взгляд могло показаться, что столица открывает двери лишь очень хорошо подготовленным молодым людям, но при ближайшем рассмотрении становилось понятно: она рада всем, кто хочет учиться. Некоторые курсы намеренно не заявляли образовательный ценз, чтобы привлечь побольше желающих. Не все справлялись с программами, но успешно сдавшие выпускные экзамены, получали возможность открыть собственное дело, а, стало быть, и повысить свой статус. Эта «практическая складка», возможность обеспечить себя подталкивала к столице и самых робких обитательниц сибирских провинций. Как уверяла одна осведомлённая дама, побывавшая в Петербурге в 1897 году, «в какое учебное заведение ни зайди, непременно встретишь там иркутянку. На одних только Высших женских курсах я насчитала их более двадцати»!
При всём том отношение к образованным барышням было сложным: их почитали, но при этом и стремились задвинуть, осознанно или нет. В 1897 году три выпускницы Педагогических курсов вели уроки в иркутских начальных школах, а четыре — в младших классах гимназий. Барышни недоумевали, почему им выказывают недоверие, если прежде, во всё время учёбы, обеспечивали стипендиями и всячески опекали. Пресса вступалась за обиженных, а начальство указывало на единственный, но «прекрасный пример» — госпожу Белозёрову, допущенную к преподаванию физики в среднем учебном заведении — Девичьем институте Восточной Сибири.
Противники женского образования по поводу и без повода вспоминали несчастную Елену Хоммер. Она вернулась из Петербурга в Иркутск с дипломом стоматолога и имела здесь отличную практику, как вдруг появились признаки психического расстройства. Елена Марковна отошла от дел, прошла курс лечения, после чего вышла замуж и родила ребёнка. Казалось, болезнь прошла, но неожиданный её приступ подтолкнул несчастную к самоубийству. Всё произошло так стремительно, что близкие не успели взять меры.
Проститься с Еленой Марковной пришло много её пациентов, особенно бедняков. Они плакали, но и говорили при этом: не в свою телегу впряглась — вот и не потянула.
Реставрация иллюстраций: Александр Прейс