«Я сбежала, потому что в США невозможно добиться правосудия»: Богдана Осипова — о возвращении из американской тюрьмы

Богдана Осипова на свободе. Три с лишним года уроженка Калининграда провела в американской тюрьме по обвинению в похищении собственных детей. В 2014 году женщина вывезла малышей из США и развелась с мужем-американцем. Однако экс-супруг через местный суд лишил её родительских прав. В 2017 году россиянка поехала в Америку, чтобы оспорить это решение, но была арестована. В ноябре 2020 года Осипову освободили под залог, но обязали привезти детей в Штаты. В противном случае ей грозил очередной срок. О том, как вернулась на родину и воссоединилась с семьёй, Богдана рассказала лично в эксклюзивном интервью Марии Бутиной специально для проекта «Своих не бросаем».

— Как ты вернулась домой?

— Это было по большому счёту чудо. Конечно же, с помощью нашего правительства, МИД, смелости и принятия решения в какой-то момент.

— Тебя же не выпускали и тебя не оправдал американский суд?

— Не то что не оправдал. В январе он вынес решение о том, что мне ещё нужно пробыть 12 месяцев, в которые я должна отменить опеку в России и привезти детей в Америку.

— А если ты этого не сделаешь? 

— Тогда я должна отправиться в тюрьму в Канзасе на неопределённое время.

— И ты, по сути, сбежала?

— Абсолютно. По сути, сбежала. Потому что было страшно и понятно, к сожалению, что правосудия там не добиться и нет никакого следования законам.

— У тебя же не было паспорта — как ты уехала?

— Паспорта не было. Американцы запретили мне подавать на любые документы. Но после общения с представителями нашей дипмиссии было решено всё же подать на паспорт и надеяться, что всё будет хорошо.               

— Ты приехала в консульство в Нью-Йорке, получила паспорт и...?

— Да, получила в тот же день паспорт. И бегом-бегом в аэропорт. Самолёт улетал уже буквально через 50 минут. Получилось взять билет до Москвы.

— Ты не боялась, что тебя задержат в аэропорту?

— Боялась очень.

— Ты сейчас в розыске в США?

— Я думаю, что пока нет, но вот прям на днях — сегодня, завтра это начнётся. Потому что на прошлой неделе человек, перед которым я должна отчитываться, приходить — он уже стал меня искать. Я должна была прийти отмечаться 4 марта, естественно, не пришла.

— Помнишь тот день, когда тебя арестовали?

— Сентябрь 2017-го года. Я приехала поменять опеку (в 2014 году бывший муж Богданы Брайан Мобли лишил её родительских прав и добился через американский суд полной опеки над детьми. — RT). И подала все документы для того, чтобы это сделать.

— Дистанционно это сделать было нельзя?

— Я очень много раз пыталась это сделать дистанционно. Но каждый раз мне отвечали: «Но у вас же здесь нет детей, рассматривать мы это не будем. Если вы это действительно хотите сделать, приезжайте». Подала все документы и собиралась возвращаться в Нью-Йорк, чтобы лететь обратно домой. Сидела, ждала машину в компании по прокату автомобилей, чтобы доехать до аэропорта — улететь из Канзаса. Мне сказали: «Подождите минуточку. Ещё минуточку — что-то там с машиной». Через 10 минут вдруг открывается дверь, заходят два человека в штатском, спрашивают, как меня зовут. И говорят, что я обвиняюсь в международном похищении ребёнка: «Пройдёмте с нами».

— Они надели на тебя наручники?

— Надели наручники. И отправили в отделение ФБР.

— И суд выносит решение, что ты опасна и тебя нельзя выпускать?

— Нельзя выпускать, потому что я сбегу.

— В какой момент появились наши консулы?

— Консулы были вообще с самого начала, как только меня арестовали в 2017 году. Сразу оказывали большое содействие и помощь в оформлении документов. Была реальная угроза того, что дети могут оказаться вне семьи. И слава богу, что наши консулы помогли, сделали всё возможное, все документы правильно оформили, и моя тётя стала опекуном. До последнего дня очень большая была помощь, внимание, консультирование.                    

— Как относились к тебе в тюрьме?

— Сотрудники всегда как-то напыщенно, как-то свысока относились. Всегда у них все шпионы, кто с Россией связан, и до сих пор везде КГБ. Такой казус был — судья на слушании в канзасском суде говорит моему адвокату, который из Калининграда: Soviet attorney.

— Советский адвокат?

— Советский адвокат. Удивительно, то есть у них не Россия, а до сих пор Soviet Union.

— А сами заключённые?

— Сами заключённые… ну, наверное, кто-то по-человечески нормально, кто-то тоже с таким сарказмом: русские, КГБ, все шпионы. Шутки шутками, но в какой-то момент это уже не смешно. Их будто клинит — они все в это верят. И новое поколение, которое помоложе, они вообще понятия не имеют о нашей стране. Чем их пичкают по телевизору, тем они и дышат. О том, что происходит в реальности, они не имеют никакого понятия вообще.

— Три с половиной года в американской тюрьме. В какой-то момент ты даже оказалась в психиатрической лечебнице. Как это было?

— Это была не то что психиатрическая лечебница, это было просто медицинское учреждение. Меня туда перевели уже в состоянии почти комы. Везли на машине скорой помощи из Канзаса в Техас, где это учреждение находится. Это было в конце декабря 2017 года. Но я ничего не помню абсолютно до марта, апреля. Потому что они — опять же неправомерно, без разрешения суда, без психиатрического диагноза — начали мне колоть сильнейший психотропный препарат, который называется галоперидол (антипсихотическое средство, применяется при шизофрении, маниакальных состояниях и бредовых расстройствах. — RT). У меня нет никаких отклонений, даже депрессии. Грубо говоря, они просто смотрели, как человек медленно затухал, надеясь просто лишить меня жизни.

— Когда ты поехала в Америку, разве не боялась, что тебя могут привлечь к ответственности?

— Если честно, то сомнения, конечно, были. Но в предыдущем, 2016 году бывший муж уже подавал на меня заявление. Закончилось тем, что это дело закрыли, потому как я предоставила все документы, что дети находятся в таком-то месте, они живы-здоровы. Вот они общаются со своим папой по видео. Папа отказывается приезжать, но это папино право. На это никто не имеет никакого влияния.

— А почему папа отказывался приезжать?

— По его словам, он отказывался приезжать, потому что военный. И поездку в Калининградскую область как будто ему не разрешат. Но он приезжал в 2018 году. Соответственно, он говорил неправду.

— Почему вы развелись с мужем?

— Из-за домашнего насилия.

— Что ты вкладываешь в понятие «домашнее насилие»?

— Всё — физическое, эмоциональное, финансовое.

— Какое финансовое насилие?

— Финансовое насилие, когда супруга находится на полном попечении мужа, который полностью контролирует любой шаг, любое действие, трату любой копейки. Без него ничего нельзя сделать, даже купить еды детям.

— Ты тогда не работала?

— Я на тот момент не работала, потому что мы переехали из Нью-Йорка и я была в положении. Плюс Канзас — новый штат.

— Твой муж в суде утверждал, что это ты его била. Это так?

— Я не била мужа.

— Это человек, который отправил тебя — мать — за решётку. Соответственно, на него ложатся обязательства по заботе о детях. Что он делал?

— Он никак не принимал участия в их жизни. Сложилось впечатление, что у человека была единственная цель — упечь меня за решётку. Потому что на вынесении приговора он сказал: «Прошу максимального срока, чтобы у меня было время заняться детьми, перевезти их в Америку». Он один раз приехал в 2018 году на два дня. Один раз встретился со всеми детьми. На следующий день младшая дочка отказалась вообще приходить.

— Он страшный человек, но ты же почему-то в него влюбилась?

— Он был весь из себя весёлый и втёрся в доверие. Мы с сыном жили вместе в Нью-Йорке. Я заканчивала магистратуру там же в университете. И Брайан предлагал: «Давай помогу, давай посижу, давай пойдём туда, пойдём сюда». Такой компанейский. Но как потом оказалось, он сидел на таблетках…

— На каких таблетках?

— Какие-то психотропные — он их чуть ли не с детства принимал. И всё это тоже было неизвестно на момент встречи.

— Что дети знают об отце?

— Ничего не знают. Последнее, что мне сказали дочки, когда мы общались по видео, что они его боятся, не хотят ничего про него ни слышать, ни знать: «Потому что мы не хотим, чтоб нас украли, увезли. Мы хотим с тобой быть вместе».

— Если он тебе позвонит и скажет: «Богдана, я хочу пообщаться с детьми», ты разрешишь?

— Препятствовать ему никто не будет. Но я считаю, что если он попросит пообщаться с детьми, сначала с ними должен пообщаться психолог и определить их готовность, состояние и желание.

— А твои дети знали, что ты в тюрьме?

— Старший сын знал точно. От дочек это каким-то образом пытались скрыть, потому что они всё-таки совсем маленькие были. В какой-то момент какие-то добрые дети сказали в садике старшей дочери. Но потом эта тема не поднималась. Мы её пока не обсуждали — это всё-таки очень травматично. Пока мы привыкаем друг к другу, радуемся, что мы вместе. А если зайдёт разговор и они спросят, тогда будем есть слона по частям: думать, как отвечать на эти вопросы.