Крепостничество - это рабство или что-то другое?
Вот свидетельство — как жил русский крестьянин в эпоху крепостничества. В письме Амалии фон Лиман своей гувернантке Хелене Гаттерер в Гёттингене о поездке в Кострому и Иваново мы находим следующее высказывание о русских крепостных:
«Вечером около 7 часов мы поехали дальше, и ночью мы прибыли в губернский город Кострома. После обеда мы осмотрели город, он очень большой, все здания из камня, как в Санкт-Петербурге. В городе есть очень великолепный монастырь. После обеда мы осмотрели фабрику графа Воронцова, она находится примерно в 6 верстах от города, в очень красивой местности. На обратном пути мы осмотрели монастырь. После того как мы переночевали, мы продолжили наше путешествие в деревню Иваново. Это очень большая деревня, принадлежащая графу Шереметьеву. В ней находится очень много маленьких ткацких фабрик....
Крестьяне там очень богаты, хотя и не занимаются земледелием; каждый печатает льняные платки, в воскресенье несет свою недельную работу на рынок, продает свой готовый товар, покупает себе новый материал и начинает работать в понедельник снова, и живут они так из года в год.
Два крестьянина в тех местах владеют хорошими фабриками, и в их распоряжении есть свои крестьяне. Один из них пригласил нас погостить у него. Я не могу вам даже описать, как мы были восхищены, иметь возможность погостить дома у местного крестьянина. Он жил в большом каменном доме, очень чистом, в комнатах была лучшая мебель из красного дерева, фарфор и серебро; стулья и занавески из ситца, по последней моде с бахромой и кистями.
После завтрака, он повел нас в местную каменную церковь, недавно построенную, очень красиво и искусно разрисованную внутри, особенно алтарь. На эту церковь они потратили тридцать пять тысяч рублей. Я Вам уже писала, моя любовь, что все крестьяне здесь фабриканты, и они сделали все своими руками, никакой иностранец не работал над этим; вырезанные узоры были делом рук местных мастеров, живопись тоже от них, даже кирпичи были местного обжига» [172].
Так что русский город глубинки, увиденный иностранцами, просто поразил их своею чистотой и изобилием: обыкновенные кустари жили здесь по-барски, что ощутимо бросилось в глаза прибывшим сюда иностранцам не видевших ничего подобного у себя на родине — вроде бы как официально считающейся свободной страной...
А вот как выглядела в эпоху столь на все лады клятого большевиками крепостного права русская деревня. Понятно, более плодородные области России, чем северный край, то есть Костромская губерния, о деревенских домах которой ими ничего худого вообще-то и не сказано, выглядели и еще более богато:
«Уже при въезде на ярославскую землю дома и деревни принимают другой характер, выглядят еще более благосостоятельней, чем близлежащие вологодские деревни. Дома построены гораздо лучше, чем те, которые мы видели до сих пор, имеют широкий, дугообразно перекрытый сводом вход с двумя колоннами по обе стороны, большие окна со ставнями, отделанные в лучшем вкусе, и просторные комнаты с балконом с торцевой стороны» [173] (с. 287).
Кстати, на всех картинках, относящихся к той эпохе, ни одно строение в русской деревне не крыто соломой — все крыши покрыты исключительно тесом, причем преобладают двухэтажные избы. См.: [171].
А вот как отличались русские деревни в сравнении с чухонскими, откуда въезжал в 1805 г. в Петербургскую губернию Иоганн Готтфрид Зойме:
«Дома уже не выглядят зловещими закопченными дырами как в Лифляндии; в основном они имеют приятные светлые оконца, тут и там мило украшены резьбой и окрашены. Также везде видны печные трубы. Это говорит в пользу местной знати. Но основная причина все же в том, что здесь живет много русских. Русские везде более деятельны, и не позволяют себя унижать, как это делают латыши и эстонцы.
Если в Лифляндии и увидишь печную трубу, то это, как правило, дом дворянина или его винокурня… Крестьянские дома (в Лифляндии) выглядят как пещеры троглодитов» [171].
Петербургская губерния:
«Деревни здесь, хоть и выстроенные из дерева — красивые и большие, и, можно сказать, производят очень дружелюбное и богатое впечатление. Дома стоят в основном фронтоном к улице и имеют светлые окна; наличники почти все резные и разноцветно выкрашены; крыши — с выступом для защиты от непогоды. Я видел множество крестьянских домов, которые имели в ряд восемь красивых окон с белыми занавесками. Большинство домов имеют этажом выше мезонин, который является дополнительным украшением всего фасада. На некоторых из этих мезонинов я видел бюсты теперешнего царя и его супруги» [171].
А вот что сообщает о Российской империи, все тех же времен — времен крепостничества, Антон Фридрих Бюшинг, известный немецкий географ и педагог, в своей книге «Новое описание земли»:
«Автор, который был два раза в России в 1748–1750 и в 1761–1765 годы, описывая в своей книге быт и положение русских крестьян, жизнь городов и провинций Российской империи, практически не упоминает какое-либо насилие над крестьянами или их унижение. Напротив, отмечает повсюду большое количество мануфактур, фабрик, заводов, полей и богатую жизнь русских крестьян и прочего работающего населения. Во время своего второго пребывания в России в 1761 по 1765 год, он отметил, что добротных домов становится все больше и плохих почти не осталось. Так же автор отмечает, что продукты питания в Российской империи очень дешевые, по очень доступной цене, в особенности мясо. Каждый крестьянин имеет в своем доме баню, в которой он парится два раза в неделю, и если у кого нет собственной, то для этого построены общественные.
О крепостных в Герцогстве Литовском (Лифляндском) автор сообщает с превеликим сожалением и состраданием, в каком положении живут там крестьяне и о том, как их дома напоминают лишь закопченные хижины, и что они находятся практически в рабском положении у своих феодалов. Их господа — в основном немцы, остальные шведы, датчане и поляки, и они ничем не обязаны своим крепостным и не предоставляют им практически ничего, что необходимо к проживанию. Хозяева могут продать крепостных по своему усмотрению, даже отдельно от детей, и проявлять любые формы насилия над ними, не будучи наказанными за это. Многие крестьяне едва доживают до следующего урожая. В еще более худшем положении находятся эстонские крепостные крестьяне» [171].
Но и не только чухна выглядела в те времена более чем зачуханной. Западная Европа жила много хуже, чем жила крепостная Россия:
«В Дании крестьяне за неимением лошадей, сами вынуждены запрягаться в плуг.
Из книги: "О прибытии Карла XII, короля Швеции в земли умершего короля Польши Августа II." Часть вторая. Автор: Rudiger, Johann Andreas Rudiger, 1742 год. (Стр. 280)
Перевод с немецкого:
"Крестьянин во всей Польше и Литве есть самый настоящий раб. И если господин убьет его, он не понесет за это никакого наказания"...
Как известно, Королевство Польское и Великое княжество Литовское располагались на территориях современных Польши, Украины и Литвы.
Из феодального устава землевладения Депенау, княжество Гольштеин (Depenau, Holstein), 1740 года:
"Ничто не принадлежит вам, душа принадлежит Богу, а ваши тела, имущество и все что вы имеете, является моим (Nichts gehoret euch zu, die Seele gehoret Gott, eure Leiber, Guter und alles was ihr habt, ist mein)"...
"Крестьянин не должен стелить свою постель до вечера, так как он не может знать днем, спит ли он еще следующую ночь в той же самой постели. (Der Bauer muss sein Bett nicht vor Abend zurecht machen, weil er am Tage nicht wissen kann, ob er noch die nachste Nacht in demselben schlaft)" (Из книги Volker Griese: "Es gehet dem Menschen wie dem Vieh". Gut Depenau und seine Leibeigenen. (Фолькер Гриезе: " Люди как скот". Усадьба Депенау и еt крепостные).
Дневник F.W. Winkler, штабного секретаря саксонского гусарского полка в составе армии Наполеона, во время похода на Россию в 1812 году. Описание герцогства Польского.
Автор с состраданием описывает увиденное им ужасное положение крестьян, которые живут в жалких полуразваленных хижинах и спят на полу на тряпках. Которым не принадлежат даже ложки, которыми они едят, и жизнь которых полностью зависит от воли своего господина...
Из статьи доктора исторических наук Владимира Пузанова:
"В отличие от многих государств Европы (например, Польши, где убийство крепостного вообще не считалось государственным преступлением и подлежало только церковному наказанию) законы России защищали жизнь и имущество крестьян от помещиков. Соборное Уложение 1649 г. разделяет меру ответственности помещика за неумышленное и предумышленное убийство крестьянина. В случае неумышленного убийства (в драке) дворянин подвергался тюремному заключению до специального распоряжения царя. При предумышленном убийстве крестьянина виновного казнили, независимо от социального происхождения. В правление Елизаветы Петровны, когда смертная казнь в России была фактически отменена, дворян, виновных в смерти своих крестьян, обычно отправляли на каторгу.
Правительство внимательно следило за отношениями помещиков и крестьян. Екатерина II в 1775 г. уполномочила генерал — губернаторов преследовать помещиков за жестокое обращение с крестьянами вплоть до конфискации имений и передачи их в управление опекунским советам.
Александр I в 1817 г. указал за произвол помещиков предавать их суду и брать имения под опеку казны. За 1834–1845 гг. правительство привлекло к суду 2 838 дворян и осудило из них 630 человек.
В правление Николая I в опеке находилось ежегодно около 200 имений, взятых за плохое обращение помещиков с крестьянами. Правительство постоянно регулировало отношения помещиков и крестьян. В 1834–1845 гг. в России было осуждено 0,13 % крестьян за неповиновение помещикам и 0,13 % помещиков за превышение власти над крестьянами."
Помещица Дарья Николаевна Салтыкова, садистка и убийца своих крестьян, Решением Сената и императрицы Екатерины Второй была лишена достоинства столбовой дворянки и приговорена к пожизненному заключению в монастырской тюрьме, где она и умерла…
Из книги Адольфа Цандо "Состояние дел в России в 1850 году" (Russische Zustände im Jahre 1850, Verlag Nestler&Melle), изданная в 1851 году в Гамбурге, Германия. Автор прожил в России 14 лет, изучив язык, обычаи и быт русского народа.
Перевод с немецкого:
Из главы "РОССИЯ":
Судьба крепостных крестьян в их индивидуальном положении не является печальной, как описывают это в ярких красках неосведомленные люди, в то время как сами крепостные, как правило, отнюдь не влачат жалкое существование… Я лично был свидетелем того, как крепостные, которым помещик предложил освобождение, очень расстраивались из-за этого и словно пощады просили позволить им остаться крепостными. У меня даже бывали такие случаи, когда приходилось, не добившись результата, отправлять обратно большее количество отпускных грамот, которые мне в Москву присылали знакомые помещики из отдаленных краев с просьбой вручить эти грамоты их крепостным как награду за выполненную работу, чтобы предоставить свободу самим крепостным и их потомкам. Крепостные отказывались их принимать, надеясь добиться от своих господ благодеяния и милости, если и впредь останутся крепостными. Более того, каждый день происходят случаи, когда помещик своим непокорным и упрямым дворовым людям (так называются крестьяне, которых их господа используют для работы по дому в качестве камердинеров, поваров, кучеров, горничных и т.д.) предоставляет свободу в наказание и отстраняет от господского дома и двора, к чему они всегда относятся как к большому несчастью. Русские в целом считают своих господ не тиранами, а наоборот благодетелями. Помещик для русского — его непосредственный начальник, защитник в случае необходимости, кормилец и человек, который позаботится о нем в старости. Помещичьи крестьяне работают на своего господина 3 дня в неделю в течение лета, все остальное время принадлежит им. Эти крестьяне не должны выплачивать своему помещику никакого оброка. Они получают (на каждую душу мужского пола) от 5 до 8 десятин земли в зависимости от ее качества. Эту землю крестьяне обрабатывают для удовлетворения своих потребностей» [171].
То есть крестьянин, если ему выгодна такая форма отработки, получает на себя и своих детей дополнительно барской земли где-то от 5,5 до 8,5 га на человека, за что и отрабатывает по три дня в неделю в посевную на земле барина, предоставившего ему для пахоты свою землю. Думается, раз многие на такое соглашались, то это являлось взаимовыгодным.
Кстати, мы ведь можем и прикинуть — что собой на самом деле представляла помощь барина крестьянину за счет этой самой всем нам советской пропагандой плешь проевшей «барщины». Урожайность на зерновые обычно колеблется от 20 до 40 центнеров с гектара. То есть в среднем русский крестьянин получал дополнительный доход за счет аренды земли 2,1 т зерновых.
Сравним с этим заработком, на который в Царской России отводилось три дня в неделю, заработок сталинских колхозников, которым за трудодень большевиками выплачивалось 200 г зерна. То есть за 200 дней, которые тратил на работы у барина на поле русский крепостной, уже большевики платили своим государственным рабам, колхозникам, 40 кг. То есть в 50 раз меньше!! И это при замене лошади и сохи Царской России XVIII века тракторами и комбайнами XX века, у которых производительность и еще в 5 раз большая. То есть платили советским колхозникам, что получается, в 250 раз меньше, чем получали крепостные за свой труд.
Причем, что выясняется, сравнение даже и по тем временам русских крестьян с заграничными — сильно не в пользу последних.
И при всем при этом остается еще и второе, нами здесь не учитываемое: помимо помещичьей крестьяне имели еще и свою землю, которая вовсе не ограничивалась несколькими десятками соток, как при большевиках, и на котой работать колхозникам разрешалось только ночью. Но земля, которую крестьянам нарезала община, делилась все на те же гектары, что и помещичья. А уже с нее русский человек получал вовсе не 10 кг зерна в день, как с арендованной у барина (с нее же шли и налоги в казну), а все 50. То есть уже эта часть заработка, которая составляла половину летней выработки русского крепостного крестьянина, выше совочной при рабском труде колхозника и во всю тысячу раз!!!
Ну, и когда же на самом деле существовало рабство на нашей земле???
Далее Адольф Цандо пишет:
«Судьба крепостного, как говорится, отнюдь не прискорбна. Крестьянин живет в своем доме, счастливый и довольный, наделен правами, и его существование обезпечено. Не заботясь ни о чем, он стремится выполнить все обязательства перед своим господином и обезпечить свою семью всем необходимым. Ему нравится его простой обед, который он начинает и заканчивает с молитвой, он скромен, трудолюбив и добродушен.
В случае, если его поля побьет град и, когда не оправдываются его ожидания из-за медленного роста урожая, он все равно не отчаивается. Он знает, его господин даст ему столько зерна, сколько хватит не только для посева, но и для того, чтобы прожить без голода и нужды до следующего урожая. В случае пожара в доме или воровства имущества крестьянина, его господин возместит ему и то, и другое и, когда придет старость, крестьянин встретит ее беззаботным, потому что долг его господина обезпечивать его до конца жизни с момента, когда он постареет и станет слабым или заболеет и не сможет больше работать. В каждой деревне есть хранилище, в которое складывается зерно, рассчитанное на душу населения, чтобы удовлетворять потребности крестьян в течение долгого времени в случае голода или прочих непредвиденных ситуаций. Ежегодно после сбора урожая каждый крестьянин передает в хранилище определенное количество зерна, ответственными за которое являются старейшины деревни. Также крестьянам разрешается при несчастных случаях или в случае болезни брать взаймы необходимое количество зерна из хранилища на определенное время, все крестьяне следят за тем, чтобы это зерно было возвращено в короткие сроки.
Если за несколько лет в хранилище скопилось большое количество зерна, по закону излишки делятся поровну между крестьянами. Кроме того, такие зернохранилища, появившиеся не так давно по приказу императора, располагаются в каждой губернии и находятся под особым контролем назначенных для этого правительством служащих, которые время от времени пересчитывают количество зерна в хранилищах. Зимой крестьяне ищут какое-нибудь занятие. Старшие члены семьи делают домашние заготовки, молодые перевозят на санях товары в различные края империи, что при хорошем качестве дороги обычно оказывается очень доходным занятием. Летом крестьяне, имеющие большие семьи, занимаются судоходством, каменной кладкой, гончарным делом и столярной работой, а зимой возвращаются домой. Во время их отсутствия брат, жена или же друг обрабатывают земельный участок семьи.
Некоторые губернии славятся своими ремесленниками. Особенно плотники обладают невероятным мастерством. С помощью только одного топора они могут построить высокое сооружение из дерева. Я объехал множество губерний, в которых крестьяне владеют кожевенными заводами, хлопчатобумажными прядильными фабриками, стекольными, фарфоровыми и суконно-красильными фабриками. Фабричные изделия весьма красивы и выполнены очень аккуратно, чего от них меньше всего ожидают.
Кузнецы проживают в отдельных районах и хорошо зарабатывают на этом ремесле. Если проехать по железной дороге, ведущей из Санкт-Петербурга в Москву, можно встретить тысячи умельцев. Многие из них сапожники, перчаточники, канатчики, корзинщики и т.д. Хотелось бы особо отметить превосходную льноткацкую фабрику в Ярославской губернии. На ярмарках империи можно увидеть большой выбор разнообразных фабричных изделий, привезенных из деревень крестьянами-ремесленниками. Невероятно, с каким прилежанием, с каким усердием занимаются ремеслом русские крестьяне из тех областей, где земледелие не приносит тех доходов, ради которых можно было вкладывать свои силы. Однако, они не заботятся о том, чтобы обезпечить свое существование и получать большие доходы, а стремятся совершенствовать свое мастерство.
Из городов, через которые они проезжают, возвращаясь домой с ярмарки, они всегда привозят изделия, которые, по их мнению, лучше произведенных ими изделий, и не боятся прилагать все усилия, чтобы их изделия смогли конкурировать с изделия лучшего качества. Я также встречал зажиточных крестьян-земледельцев. Они живут не в черных горницах, как их называют в Германии, а в аккуратно построенных деревянных домиках со всеми необходимыми удобствами. Они живут в чистоте и достаточном для их положения комфорте. Благодаря связи с городами, а нередко с крупными городами, в которых крестьяне продают свои изделия, это сословие очень приблизилось к купечеству, образ жизни и одежда крестьян стали походить на образ жизни и одежду купцов и городских жителей. При более внимательном осмотре обстановка домов крестьян действительно превзошла мои ожидания. В большинстве случаев предметы домашнего обихода и обстановки, также как и другие предметы, которые они привезли из города, выглядят весьма респектабельно. Когда в жилище крестьянина заходит незнакомец, это вызывает у него особенную радость. В мгновение ока накрывается стол. На стол подают орехи, изюм, засушенные сливы и груши, очень вкусные домашние пирожки, а также бутылка красного вина или мадеры и настойчиво предлагают их гостю. В конце этого особого, по-настоящему патриархального угощения подается горячий чай в стеклянных стаканах, а на почетном место в центре стола ставится большой сверкающий медный самовар. Все без исключения русские крестьяне очень гостеприимны, и вечера в кругу семьи считаются священными. Только по воскресеньям и особым праздникам крестьянин пьет чай, который для него является настоящим живительным напитком и который он предпочитает всем остальным наслаждениям. Обычно крестьянин выпивает от шести до восьми чашек чая. Примечательно, что русский крестьянин, с того момента, как пить чай вошло в привычку, все чаще отказывается от водки, и в некоторых деревнях, где появилась традиция пить чай, привычка употреблять водку практически исчезла. Мы даже не представляем, насколько приятен и уютен быт тысяч русских крестьян, как много несведущих людей имеют совершенно неправильное представление об их образе жизни. Разумеется, всему новому верится с трудом.
Каким счастливым был бы ирландский крестьянин, если бы он жил в подобных условиях! Как много свободных ирландских крестьян умерло голодной смертью! У русского крестьянина всегда найдется кусок хлеба. Он никогда не станет нищим. Участок земли, который причитается ему как члену сельской общины, навсегда находится в собственности крестьянина и его потомков. Разумеется, было бы неправильно утверждать, что все крепостные живут комфортной и беззаботной жизнью. Наоборот, я не отрицаю, что совершенно счастлива лишь небольшая часть крепостных. Большинство добывает свой хлеб в поте лица. Но у них всегда есть не только хлеб, но и крупа, капуста, картофель и мясо. Между тем количество зажиточных крепостных увеличивается год от года.
Благоразумный помещик, который заботится о лучшем существовании его крепостных, может во многом способствовать их благосостоянию. Многие помещики выдают своим крепостным собственные деньги как помощь в случае необходимости или тем самым предоставляют возможность заработать в торговле или ремесле. Крепостные возвращают эти деньги, как только наступают лучшие времена. В настоящее время во многих деревнях есть начальные школы»
И это 1850 год! Что ж нам все врут-то об этой якобы немытой и безграмотной России? Сколько ж можно впитывать в себя эту большевицкую ложь, придуманную о нас безграмотными немцами?
«По воскресеньям вся деревенская молодежь надевает праздничную одежду, украшенную полевыми цветами и зелеными веточками, и собирается вместе. Все танцуют, поют и радостно и весело прыгают, взявшись за руки… Пожилые жители деревни стоят вокруг веселящейся молодежи или группами сидят у своих домов и наблюдают за происходящим с радостными лицами. Зимой по праздникам все собираются в одном из больших крестьянских домов, который служит залом для балов, концертов и прочих мероприятий. Затем взрослые пьют свою рюмочку водки, а молодые угощаются орехами, пряниками, сушеными сливами и грушами, пьют домашнее пиво вместо шампанского. Какой же веселый и смелый этот славный народ! Русский крестьянин никогда не знает голода.
Безжалостное осуждение крепостного строя есть и будет непростительным заблуждением. Отвергать моральное существование его вправе каждый, но было бы недостойно и несправедливо, не зная всех деталей, спекулировать на этой теме» [171].
Так-то вот проживалось русскому крепостному в стране родной. Очень уж обидно ирландцу, что в их сельской местности, в случае неурожая, народ вымирает от голода целыми деревнями, не получая ниоткуда никакой помощи. А вот уже у нас, в этой якобы «стране рабства» — совсем другое дело. И барин не только может, но и просто обязан даже по закону из своих закромов вытряхнуть зерно и накормить крепостных, и сама крестьянская община заботится о таком случае, собирая излишки зерна для использования его в случае неурожая.
Но, вопрос, а имел ли русский мужик лошадь? Было ли ему — на чем не то что на барском, но и на своем поле пахать?
Насчет ее аренды у того же барина, хоть и выдавалось им своим крепостным очень даже приличное количество земли для обработки, здесь что-то упоминаний не находим.
Вот что на эту тему сообщает уж самый из самых врагов крепостничества — Сахаров XVIII века — демократ Радищев. Ярко и красочно описав свои измышления по поводу безпросветности труда русского крепостного, он вот какую оставляет нам деталь разговора своего с крестьянином, якобы нищим из нищих, каковых и была, что по Радищеву, вся Царская Россия:
«Видишь ли, одна лошадь отдыхает; а как эта устанет, возьмусь за другую; дело-то и споро» [122] (с. 12).
То есть мужик имеет сразу двух лошадей. Да и детей этот крестьянин имеет шесть человек — поди ты в нашу некрепостническую пору — прокорми столько. Напомним, здесь «прокалывается» о двух лошадях у крестьянина сам Радищев — предшественник всех нам затем на голову свалившихся правозащитничков всех времен и народов: Ковалевых-Сахаровых. И не где-нибудь, но в своем знаменитейшем памфлетце всех времен и народов: «Путешествии из Петербурга в Москву».
Вот еще достаточно показателен и о существовавших в ту пору порядках рассказ Радищева о том, как мужики деревенские за попытку обезчестить крестьянку поубивали четырех бар. Это, между прочим, чтоб понятно было — каково сравнение крестьянина нашего и крестьянина европейского, где барин вполне законно имел право первой брачной ночи с девицей из своих дворовых, выходящей замуж:
«Я приметил из многочисленных примеров, что русский народ очень терпелив… но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать…» [122] (с. 56).
Так начинает свой рассказ Радищев, где сообщается, что барствовал в бытность исполнения им обязанностей судьи в одной из русских деревень асессор со своими взрослыми тремя сыновьями:
«— В деревне его была крестьянская девка, недурна собою, сговоренная за молодого крестьянина той же деревни. Она понравилась среднему сыну асессора, который употребил все возможное, чтобы ее привлечь к себе в любовь; но крестьянка верна пребывала в данном жениху ее обещании… В воскресенье должно было быть свадьбе. Отец жениха, по введенных у многих помещиков обычаю, пошел с сыном на господский двор и понес повенечные два пуда меду к своему господину. Сию-то последнюю минуту дворянчик и хотел употребить на удовлетворение своей страсти. Взял с собой обоих своих братьев и, вызвав невесту через постороннего мальчика на двор, потащил ее в клеть, зажав ей рот. Не будучи в силах кричать, она сопротивлялася… и уже сие скаредное чудовище начинал исполнение умышленного, как жених возвратившись из господского дома, вошел на двор и, видя одного из господчиков у клети, усумнился о их злом намерении. Кликнув отца своего себе на помощь, он быстрее молнии полетел ко клети. Какое зрелище представилося ему. При его приближении затворилась клеть; но совокупные силы двух братьев немощны были удержать стремления разъяренного жениха. Он схватил близлежащий кол и, вскоча в клеть, ударил вдоль спины хищника своея невесты. Они было хотели его схватить, но, видя отца женихова, бегущего с колом же на помощь, оставили свою добычу, выскочили из клети и побежали. Но жених, догнав одного из них, ударил его колом по голове и ее проломил.
— Сии злодеи, желая отмстить свою обиду, пошли прямо к отцу и сказали ему, что, ходя по деревне, они встречались с невестою, с ней пошутили; что, увидя, жених ее начал их бить… отец вскипел гневом ярости. Немедля велел привести пред себя всех трех злодеев, — так он называл жениха, невесту и отца женихова» [122] (с. 56–57).
Отца с сыном он велел пороть, а невесту вознамерился не отдавать жениху, а увести ее к себе в дом, чтобы сын асессора, в отместку за проломленную голову, все же получил свою награду. Однако же, что распрекрасно известно всем о характере русского человека, — русские никогда не сдаются. А потому, когда барин вознамерился привести в действие свое обещание, жених ни на секунду не замедлил продолжить борьбу за честь своей невесты:
«В одно мгновение выхватил он из рук, ее похищающих, и освобожденные побежали оба со двора. Сие видя, барские сыновья… побежали за ними в погоню. Жених, видя, что они его настигать начали, выхватил заборину и стал защищаться. Между тем шум привлек других крестьян ко двору господскому. Они, соболезнуя о участи молодого крестьянина и имея сердце озлобленное против своих господ, его заступили. Видя сие, асессор, подбежав сам, начал их бранить и первого, кто встретился, ударил своею тростью столь сильно, что тот упал безчувствен на землю. Сие было сигналом к общему наступлению. Они окружили всех четверых господ и, коротко сказать, убили их до смерти на том же месте. Толико ненавидели они их, что ни один не хотел миновать, чтобы не быть участником в сем убийстве, как то они сами после призналися» [122] (с. 58).
В общем-то, в нашей стране, где полицейских было в пять раз меньше, чем в Англии, а территории России в сотню раз большими, — дело обычное. Если барчук думал, что все ему здесь позволено, то такого барчука просто убивали. В данном случае убили сразу четверых. Да, чуть ни полдеревни готовы были идти на каторгу за совершенное преступление. Ведь барчук, пусть и инородный для русской деревни элемент, но все же тоже человек. Потому, будучи людьми все же православными, своей вины крестьяне с себя и не снимали — все готовы были понести за совершенное смертоубийство наказание.
Но вот интересный момент. Оставшаяся вдовой:
«…асессорша за мужнину смерть мстить не желала, а, сопровождаемая своею корыстию… желала крестьян избавить от наказания, дабы не лишиться своего имения» [122] (с. 60).
Мало того, свое мнение она старалась закрепить еще и материально — подкупив судей. Ведь они, в начале следствия требующие для крестьян положенной при смертоубийстве каторги:
«…начинали колебаться в своих рассуждениях, к чему, однако же, не твердость и убедительность моих доводов способствовали [этого на посту демократии предшественника Сахарова-Ковалева, выступавшего, между прочим, за то, чтобы данное групповое убийство осталось вообще безнаказанным — А.М.], но деньги асессорши» [122] (с. 61).
То есть очень интересная складывалась ситуация в этой «стране крепостников»: не то что там убивать за убийство ясновельможного господина самому этому крепостнику было не выгодным, но не выгодным было даже лишать убийц своих кровных родственников свободы! То есть кончать своих господ, не опасаясь, крестьяне могли почти безнаказанно, уверенные, что как бы вина их ни была велика, единственное, что могли себе позволить их «хозяева», так это просто выпороть их за проступок нещадно. Причем, не так больно, так как крестьянину требуется еще после этого и поле пахать.
То есть, как это ни выглядит вопиюще парадоксально, зависимость русского крестьянина от господина, что уже на самом деле, развязывала ему руки для посягания, причем, по большей части случаев совершенно безнаказанного, в том числе и на жизнь своих господ. Вот почему в данном, например, случае крестьяне вообще все, кто присутствовал при избиении своих господ — как один заявили о своей причастности к преступлению. И здесь им нечего было опасаться. Ведь чем большее их количество объявит себя виновными, тем больше шансов, что им за это вообще ничего не будет. Ведь если асессорша пожелает мести за убийство своих близких, отправив на каторгу половину деревни, то она сама себя при этом и разорит.
А потому отношения между барами и крестьянами вовсе, как правило, не выходили за рамки обыкновенного подчинения лицам, которым предназначено собирать с них налоги, чтобы передавать эти налоги в казну. Ведь именно на разнице самой суммы, выплачиваемой за крестьянина государству, а выплачивалась она исключительно с мужчин, и той, которую он мог дать барину своей работой, и строилась выручка господина. И если барин переборщит в попытке приработать лишнего, или еще как попытается вести себя неуважительно по отношению к приставленному к нему крестьянину, то либо останется нищим, когда крестьяне от него разбегутся, а вместо них на барине останутся выплаты за них налогов государству, либо рискует своей собственной головой. Ведь крестьяне, не найдя иного выхода, просто порешат такового супостата — поступят с ним как с выше описанным асессором и его детьми.
А вот как поступали, что сильно не стыкуется с действительным положением русских крестьян, уже с настоящими рабами:
«В 61 г. префект Рима Педаний Секунд был убит своим рабом. Столкновение произошло на личной почве, но старинный обычай требовал казни всех рабов, находившихся в это время в доме. Население Рима протестовало против массовой казни невинных людей, и даже в сенате раздавались голоса в пользу отмены старого порядка. Тацит не высказывает своего собственного мнения, но, рассказывая о прениях, не дает слова защитникам рабов, а только приводит обширную речь сторонника казни. Вывод оратора: такой сброд людей нельзя обуздать иначе, как страхом» [123] (с. 231).
А ведь убито было за это 400 человек [124] (гл. 43). Причем, не просто присутствующих в этот момент, но и вообще — проживавших в этом злосчастном доме!
Можно ли сравнивать это буквально высасываемое из ничего правозащитничками всех мастей якобы бытовавшее на просторах России XVIII начала XIX вв. «рабство» с рабством настоящим, когда за убийство одного человека приговаривают к смерти не только преступника, но и вместе с ним и еще 399 ни в чем не повинных людей?
Кстати, похоже, что казненных было и еще много больше. Тому сопутствует и достаточно туманная фраза Тацита:
«Цингоний Варрон внес предложение выслать из Италии проживавших под тем же кровом вольноотпущенников, но принцепс воспротивился этому, дабы древнему установлению, которого не могло смягчить милосердие, жестокость не придала большую безпощадность» [124] (гл. 45).
Так что и вольноотпущенников, то есть вчерашних рабов, а на сегодня вроде бы как уже и свободных, коль не выслали, как это получается, следуя тексту, тоже убили?
А вот у нас — напротив: мужики забили насмерть четверых бар — и им за это ничего…
Библиографию см. по:
Слово. Том 24. Серия 8. Книга 5. Петра творенье