В Сталинграде и под Курском
Как сан саныч паулюса брал
И опять вроде бы сидим мы вместе с Сан Санычем Неземским в его уютном домике, который смотрит своими голубыми ставнями на Пехлец, реку Ранову, похорошевший лес за речкой, и ведем с ним неторопливую беседу о житье-бытье. И ветерану Великой Отечественной опять всего лишь 80. И так же весел его глуховатый голос, так же ясны глаза и память.
– …О, мы немцу тогда дали! Я ведь в Сталинграде Паулюса брал. Видел его. Должны были в штаб вести, но другие ребята генерала к высшему командованию конвоировали. А сколько наших на фронте погибло! Триста моих земляков-пехлечан с фронта не вернулось. А сколько калек, безногих, как я…
Он тогда помолчал, затем, помнится, улыбнулся:
– Господи, и смех и грех! Нам, одноногим, участок под сенокос после войны колхоз в Дубовке выдавал. Травка шелковистая, с ягодой-малиной. Я с протезом в ту пору ходил, иначе не накосишься. Ну и решил отдохнуть. Протез свой к березке поставил. Чуток задремал, как вдруг сосед меня толкает: «Смотри, Сашка, чего-то баба крестится?» Глянул, и впрямь баба, которая ягоды на полянке собирала, крестится да приговаривает: «Чур меня, чур!» Окликнули ее, спросили, в чем дело? А та, когда опомнилась, говорит: «На протез твой, Неземский, наткнулась… Думала, человека кто по кускам порубал!» – и Сан Саныч оглушительно, как только он может, засмеялся.
А мне при том нашем разговоре подумалось: господи, сколько мук перенес за свою жизнь этот большой, сильный человек, а ведь не сдался ни времени, ни обстоятельствам. Ногу-то он потерял на Курской дуге, под Прохоровкой. Тогда «тигры» да «пантеры» на них шли. 18 танков они от элеватора отогнали, а вот четыре не успели перехватить. Один из «тигров» так долбанул, что и орудие их всмятку, и сам он, Неземский, ноги лишился…
Десантное братство
В тот день, когда весь этот разговор происходил, мы приехали к Неземскому вместе с тогдашними председателем районного совета ветеранов М.С. Петрусевич и председателем совета ветеранов-афганцев А.Е. Лукинским – не только проведать бравого вояку, а с одной очень приятной миссией. Александр Лукинский после знакомства и добрых приветственных слов сказал:
– Уважаемый Александр Александрович! Решением Высшего Совета главной премии России «Профессиональный защитник Отечества» за самоотверженный труд, служение Родине вы награждены медалью «Десантное Братство» III степени за номером 173. Вот вам соответствующее распоряжение за подписью Почетного президента Высшего Совета генерал-полковника Георгия Шпака и медаль…
Неземский тогда, помнится, притих. Потом опять шутил и балагурил, вспоминал и радовался весеннему дню, который приближал очередной День Победы. И награда грела душу бывшему морпеху, воину-десантнику, подарив ему еще несколько радостных мгновений жизни.
Прости, солдат
А жизнь он любил. И всегда с большим уважением и восхищением относился к родине своей, к людям, его окружавшим. И сегодня, спустя годы после кончины этого удивительнейшего и добрейшего человека, вспоминаешь его с тихим почтением. Перед глазами – его старый-престарый приемник «Звезда», полученный за труды праведные. Телевизор, диван, несколько стульев. Да еще на стенках в деревянных рамках под стеклом, там, где обычно хранятся фотографии, вырезки из газет с портретами тех, кого знал, с кем встречался, кого уважал. И, конечно же, он сам во всей своей красе, Александр Александрович Неземский, кавалер двух орденов Великой Отечественной. А уж медалям его – несть числа…
Несли учащиеся Пехлецкой школы те награды на алых подушечках в серый апрельский день впереди траурной процессии по Центральной улице села. И шли за гробом те, кто пришел проводить в последний путь простого русского мужика, которого война в 19 лет сделала калекой, но его никто никогда не считал таковым. Он до самых последних своих часов не сдавался, не хныкал и не плакался в жилетку. Продолжал жить так, как жил всегда – с гордо поднятой головой, держа себя достойно и на равных даже с власть предержащими.
Помнится, году так в семидесятом прошлого века кое у кого из чиновников то ли Кораблина, то ли Рязани возникла мысль, что у Неземского выросла нога. Вдруг решили его перевести из второй группы инвалидности в третью. Долго молчал по этому поводу Сан Саныч, потом друзьям рассказал – все без утайки. Глядя в глаза и не подбирая слов и выражений. Друзья возмутились:
– А ты в Москву езжай. За правдой.
Съездил. К самому главному генералу в Генштабе. Вошел, опираясь на костыль и палку. Одна штанина, как всегда, аккуратно подобрана под ремень. Сел на предложенный стул. Рассказал, в чем суть дела. Генерал подошел к Неземскому, обнял и мягко сказал:
–Ты, солдат, прости нас. Возвращайся спокойно домой. Не успеешь доехать, как все решим.
С той поры больше никто ни разу над ним не чудил.
А он работал. В колхозе имени Чкалова. Вначале сапоги да валенки подшивал, потом – фуражиром и бригадиром полевым. Всегда с неизменным юморком и улыбкой, на бричке с резиновыми колесами на рессорах. А уж что он на своем «Запорожце» выделывал, видеть надо было! Помнится, однажды своего обидчика таранил. Дал газу – и в бок его, и в бок! И поздно сегодня винить его за тот грех – человек, который самого Паулюса пленил. Морского пехотинца, который рвал на груди тельняшку, идя в штыковую на врага…
И вот опять я в Пехлеце на новом кладбище: надо ж навестить ветерана. Пробрался через кусты, глянул на памятник, потрогал холод гранита…
Ну, здравствуй, солдат! Прости, что долго не был у тебя…
Юрий ХАРИН
Кораблинский район