Бандитов Жилстроя в Мурманске боялись все

Истории одного из самых старых районов Мурманска «Вечерка» касалась уже не раз. Но тема эта поистине неисчерпаема. Наш сегодняшний собеседник Борис Басавин рассказал о Жилстрое то, на что другие обычно не обращали внимание. Родился Борис Степанович в 1938 году, детство и юность провел в этом мурманском районе. Его рассказ основан на личных впечатлениях и воспоминаниях и отличается от информации, которую можно почерпнуть в официальных учебниках краеведения.

 Дело не для всех

 – До войны мы жили на улице Зеленой, – говорит Борис Степанович. – В начале войны отца должны были призвать в армию, но ему дали бронь, поскольку он работал молотобойцем. 4 августа 1941 года родилась сестренка, а буквально через неделю мы отправились в эвакуацию на юг Архангельской области. Отец же остался в Мурманске.

Помимо основной работы он стал еще бойцом местной противовоздушной обороны. В МПВО Степан Иванович, отец Бориса, был вышковым наблюдателем, то есть ему было поручено дело, с которым не каждый мог справиться. Он находился в специальной будке, установленной на крыше дома, и докладывал о приближении вражеских самолетов – с какого курса идут, количество, типы, куда падают бомбы, где вспыхнули пожары. Уйти со своего поста во время налета наблюдатель не мог: штаб МПВО ждал доклады об обстановке. Вышковый наблюдатель должен был обладать железными нервами, и далеко не каждый отважился бы на эту работу. Были случаи, когда уже после первого дежурства на крыше человек просил перевести его на другой участок. И этих людей нельзя назвать трусами, просто не каждый может стоять в полный рост под градом зажигательных и фугасных бомб. Защита наблюдателя – толстые железные стены будки могли спасти от осколков, но против бомб и авиационных пушек были бесполезны. Одна надежда, что немцам такая цель неинтересна. Чаще всего железная будка спасала не от вражеских бомб, а от осколков своих зенитных снарядов, которые падали с неба в большом количестве.

Именно со своего поста на крыше Степан Басавин видел пожар Жилстроя 30 июня 1942 года. На его глазах сгорел и кинотеатр «Северной сияние». В 1943 году Степан ушел на фронт. С войны ему удалось вернуться живым. Правда, из-за полученного ранения руки работать молотобойцем он больше не мог.

 Три дырки

 – А мы тем временем жили в эвакуации, – вспоминает Борис Степанович. – В самом Архангельске было очень голодно, но мы жили в деревне на юге области, где был свой приусадебный участок. Поэтому у нас с продовольствием было получше, хотя сытной ту жизнь назвать никак нельзя. Да и после войны чувство голода не покидало. Отец вернулся в 1946-м, заехал за нами в деревню, и мы все отправились в Мурманск. Ехали неделю. В Мурманске вновь оказались на Жилстрое.

Улица Зеленая во время пожаров 1942 года пострадала меньше других, дом Басавиных уцелел. Но их комната была занята теми, чьи дома сгорели. Поэтому семья сначала получила комнату, а году в 1949-м – квартиру в новом доме. Этот дом, хотя и был деревянным, но уже имел электричество и водопровод. А вот удобства были по-прежнему на улице.

– Наш двор образовывали три дома, – рассказывает Борис Степанович. – Посреди этого двора стояла уборная на три дырки. Очереди возле нее бывали немалые, особенно по утрам и вечерам. Самые забавные ситуации случались, когда кому-то приспичило, и он, минуя очередь, рвался прямо в кабинку, которая уже была занята. Вот тут уж шуткам и подколкам удержу не было.

 Немецкий парикмахер

 Сразу после войны новые дома на Жилстрое строили пленные немцы. Сами разрушили, сами и строили. Один из домов построили для администрации лагеря. Работали пленные немцы, конечно, под конвоем. Но были и расконвоированные. Такую поблажку получали в первую очередь ценные специалисты. Весь день они трудились, а на ночь возвращались в лагерь.

Один из таких полусвободных немцев работал парикмахером, и у него стриглось пол-Жилстроя.

– И я в том числе, – воспоминает Борис Басавин. – Парикмахер тот по-русски – ни бельмеса, а я по-немецки – ни в зуб ногой. Но он научил меня, на беду, нескольким словам. И вот однажды иду я в школу, а навстречу два немца тащат бревно. И показалось мне, что чем-то они очень недовольны, даже кого-то ругают. Дошли до забора, бросили бревно на землю и тут развеселились. Стоят, лопочут, смеются. Я слов не понимал, но решил, что смеются они над нашим часовым, который их сопровождал. И, проходя мимо, брякнул: «Дойче швайн» – «немецкая свинья» в переводе. Слово «дойче» я от парикмахера узнал, а «швайн» в кино услышал, так там немцы наших обзывали. А перевести это слово на русский мне тоже помог парикмахер. Вот я оба сложил и немцам выдал. Причем сказал это несколько раз, чтоб наверняка услышали. Так один из немцев меня догнал, поднял за шею, прижал к забору и начал душить…

На счастье Бориса, той же дорогой шла его учительница. Увидев происходящее, она завопила на весь Жилстрой. Немец бросил мальчишку и сбежал. Да и наш герой тоже дал стрекоча.

– В 1948 году всех немцев отправили по домам, – говорит Бори Степанович. – Когда они уходили, их колонна растянулась от проспекта Кирова до средней мореходки. Может, не такой уж и большой она была на самом деле, но нам, детворе, она показалась очень длинной.

 Отдай коньки!

 Послевоенное время – разгул детской преступности. Шпана, ватаги и кодлы держали в страхе не только своих сверстников-подростков, но порой и взрослых. Многие из молодых хулиганов затем встали на бандитский путь и закончили свои дни за колючей проволокой.

– Жилстроевскую кодлу в Мурманске боялись все, – объясняет Борис Степанович. – Она была самой многочисленной в городе. Была своя кодла и в поселке Колонизация, и в центре города. Последних особенно не любили, так как в центре в основном жили большие начальники. Но драк между нами не было. Старшие умели поддерживать мир. Однако если ты в одиночку оказывался в другом районе, то могли избить, отобрать деньги, снять одежду. И это считалось в порядке вещей.

На самом Жилстрое молодые хулиганы выбирали жертв из тех, кто имел неосторожность показать хорошую вещь. Например, у Бориса старшие пацаны как-то хотели отнять коньки. «Снегурки», не бог весть какое богатство, но для мальчишки, у которого их никогда не было, – огромная ценность.

– Я уже снимал коньки, когда вдруг появились два парня, которые избили моих обидчиков. Так я остался при коньках и познакомился с Зайцем – парнем, который и был одним из главарей в жилстроевской кодле. Он, можно сказать, взял меня под опеку. С тех пор меня ни разу никто не трогал. И хотя сам я тоже никого никогда не бил, все равно стал для кодлы своим. А Заяц закончил плохо: за убийство попал за решетку на 10 лет.

 Бассейн в воронке

 Опасным противником для жилстроевских считалась кодла поселка Колонизация. Там у многих парней имелись заточки, а у некоторых и оружие посерьезнее. Жилстроевцев было больше, кроме того, их поддерживали пацаны с Петушинки, поэтому обе группировки предпочитали друг друга не трогать, хотя им частенько приходилось пересекаться.

– Примерно в том районе, где сейчас стоит памятник Воинам 6-й Героической Комсомольской батареи, была огромная воронка от авиабомбы. Обычно ее заполняла вода, и летом мы ходили туда купаться. И туда же ходили пацаны из поселка Колонизация. Риск встретиться был велик. Поэтому вылазки к воронке у нас считались предприятием опасным, но все, как правило, обходилось.

Зато, когда шли в центр, например, на каток «Пищевик» (теперь – «Строитель»), там с жилстроевскими уже не церемонились. «Дядька, дай рубль», – обычно с этого начиналось. Если денег не давали, могли и избить. Даже взрослому человеку тяжело отбиться от пяти-шести агрессивных пацанов, которые уже знают толк в уличных драках, что уж говорить о детях.

Для самих ребят с Жилстроя не считалось зазорным пощипать богатеньких, по их мнению, жителей центра Мурманска. Но порой от набегов на центральную часть города страдали и сами «гастролеры». Так, на каток они всегда ходили, минуя кассу, через дыру в заборе. Коньки надевали прямо у кромки льда, а обувь прятали в снег. И бывали случаи, когда потом свои валенки или ботинки уже не находили.

 Обреченно летит душа

 – Одного нашего забрали в армию, – вспоминает Борис Басавин. – После года службы он приехал в отпуск. Пошел на танцы в клуб «Строитель», где у него и произошел конфликт. Так, по дороге домой его ударили заточкой в спину. И ведь этого парня здесь знали, он был из наших, все детство и юность провел на Жилстрое. Но это его не спасло.

Послевоенное время было голодное, так что подростки мелкие кражи считали делом вполне обычным. Тащили все, что плохо приколочено. Не гнушались и грабежом. Чаще всего отбирали у женщин или сверстников продукты.

– Вышел человек из магазина, несет под мышкой булку хлеба. Сзади подбегали, выбивали хлеб и убегали, – поясняет Борис Степанович. – Или вырывали из рук сумки. Практически все пацаны в те годы курили. На папиросы нужны были деньги, а если их не было (как правило, всегда), то посылали младших собирать бычки у пивных. Когда хотелось сходить в кино, деньги отбирали у своих ровесников. Прямо у кинотеатра. Так сильна была тяга к культуре!

 Похищенный орден

 Последний раз жилстроевские молодые бандиты напомнили о себе семье Басавиных в 1968 году. К тому времени Борис Степанович окончил мореходку, обзавелся семьей, пошел работать.

– Как я уже говорил, отец из-за ранения не мог трудиться молотобойцем, – говорит Борис Басавин. – Сначала он устроился завхозом, но с двумя классами образования там долго не продержался. Тогда выучился на сварщика, работал им до пенсии. Его многолетний труд был отмечен орденом Ленина.

Ветеран войны, орденоносец – в те годы такие люди пользовались большим уважением. Их приглашали в школы, на предприятия. Степан Иванович быстро вошел в роль и порой мог даже малость прихвастнуть. А еще любил, надев свой парадный пиджак с наградами, гулять по улице.

– И вот однажды он возвращался с такой прогулки, когда кто-то сзади ударил его по голове, – вспоминает наш собеседник. – Отец потерял сознание, а когда пришел в себя, то обнаружил, что с пиджака пропал орден Ленина. Больше ничего и не взяли. Подонка искали, но так и нашли…

Борис Степанович бережно хранит все награды отца, как и семейную историю в целом. Но вот на месте ордена Ленина в альбоме с наградами – муляж. Только орденская книжка и сохранилась.

Андрей КИРОШКО.

kiroshko@vmnews.ru

Фото автора и из открытых Интернет-источников....