«КГБ хотело Летова немного "притушить"». Каким был и как жил лидер «Гражданской обороны»

В пятницу, 8 ноября, исполняется ровно 40 лет с момента, как парень с окраины Омска по имени Егор Летов создал группу «Гражданская оборона». Он хотел быть услышанным, но даже не представлял, что станет одним из самых известных поэтов и рок-музыкантов в стране. Каким он был и каким было его время, почему ему не нравилось быть популярным, какие о нем ходят легенды и существовал ли сибирский панк-рок — об этом и многом другом «Мосленте» рассказал друг Егора, музыкальный критик и автор четырех книг о «Гражданской обороне» Алексей Коблов. Ниже — его монолог. Про время, которое просто было таким На самом деле мы все тогда так жили — многие вещи, в том числе и альбомы Летова, создавались в таких условиях — домашних, квартирных. Но Егор — особый случай. Все происходило в трехкомнатной хрущевке на окраине Омска. Это была квартира, в которой Егор жил со своими родителями. К сожалению, его мама рано умерла. Они остались в этом доме вдвоем с отцом. Родители выделили ему комнату, которая в итоге стала звукозаписывающей студией. Там он, собственно, все и придумал. Конечно, это что-то уникальное. Все это создать, а потом и записать в квартире, в жилом доме… Егор был прекрасным звукорежиссером. Гениальным. У него был очень тонкий вкус. Про место, где много что происходило Сибирь — это все-таки Сибирь. Волшебное место. Там происходило много удивительных вещей. Именно поэтому Егор все время там и жил, не хотел уезжать. В то время появлялись такие люди — носители знания и точки сборки для всех остальных. Мы все тогда были очень увлеченными, любознательными, очень много слушали, читали, смотрели, впитывали какое-то невероятное количество информации. И все это мы пропускали через себя. Егор этим питался с самого раннего детства. Большую роль тут сыграла его мама, которой, собственно, посвящена песня «Моя оборона». Когда через тебя проходит колоссальный поток знания, если в тебе самом хоть что-то заложено — что-то неизъяснимое, сверхъестественное, в какой-то момент твой талант начинает проявляться. Это неизбежно. Про лед под ногами майора Часто все получалось их простых бытовых ситуаций. Многие строчки и у Егора, и у Янки Дягилевой, и у Черного Лукича, и вообще у большинства из сибирской компании возникали из, говоря честно, банальнейших вещей. Простой пример. Песню «Лед под ногами майора» все знают. Формально признано и увековечено, что это такой вызов в адрес майора Мешкова, который страшно прессовал Летова, когда начались репрессии против «Гражданской обороны». На самом деле у нее есть предыстория, которую замечательно рассказывал Валерий Рожков, друг Егора и музыкант из группы «Флирт». В общем, все случилось, когда Егор впервые приехал в Новосибирск и дал первый публичный концерт для горстки друзей (там было 10−15 очень неслучайных человек). Тогда они песен Летова ни разу не слышали, а среди его вещей были уже те, что мы все знаем сейчас. В общем, он сыграл… Тишина. Ни хлопков, ни возгласов. Ничего. Люди не поняли, не приняли. И вот, возвращаясь с этого, прямо скажем, неудачного концерта, он просто поскользнулся и упал. Дело было зимой. Выругался: мы — лед под ногами майора. Потом уже все это привязалось к тому самому майору Мешкову и всем этим историям с КГБ. Наташа Чумакова (рок-музыкант, журналист, режиссер и вдова Егора Летова — прим. «Мосленты») рассказывала, как в их доме мог быть потоп — случился засор в ванной, квартиру затопило. Егор весь вечер сначала убирает воду, потом все это превращается в стихотворение, а оно — в песню. Это, конечно, не дословный пересказ, но подобные эпизоды, какая-то совершенно обычная жизнь становились спусковым крючком для чего-то нового. Про беспонтовый пирожок Есть у Егора очень цепляющий образ — беспонтовый пирожок. Яркий такой, а вышел из обычного поезда. Это яркое восприятие мира и есть гениальность автора в самом широком смысле. Ты вот стоишь, говоришь с ним, а у него вдруг взгляд останавливается. И смотрит он даже не вдаль и не в себя, а вообще непонятно куда. Видимо, в этот момент с ним что-то и происходит. Про записную книжечку и плохие фотографии Было множество разных историй. Например, Егор был очень открыт для общения. Он в свое время много катался по стране — и когда был в бегах, и уже с концертами. И он постоянно общался с разными людьми, даром, что интроверт. У него была записная книжечка, где было множество телефонов. Уже после его смерти Наташа Чумакова сказала мне, что еще до нашего знакомства у него был и мой домашний телефон. А я до того момента, как мы встретились лично, слушал его записи, но не представлял, как он выглядит. Фотографий не было, вернее, были, но только те, которые нам его брат, Сергей Летов, показывал в 1986 году. Качество у них было ужасное. На снимках были люди в невероятном гриме, с безумными начесами. Это отдавало панком и пост-панком, британским, примерно из конца 1970-х. Про «Гражданскую оборону» в тот момент мы ничего не знали. А Егора тогда как раз страшно прессовали в Омске. Его брат специально привлекал к нему внимание, чтобы Летова не сгубили в психушках. Я тогда увидел фото и подумал: вот бы этим ребятам концерт устроить… Потом мы быстро сообразили, что это невозможно. В таком виде не то, что выступать, а на улицу выйти — самоубийство. Про излишнее рвение органов Все эти омские репрессии против Егора и «Гражданской обороны» — очень локальная история. Он же в одно время просто сбежал из Омска. При этом они с Янкой побывали в Москве, Ленинграде, в Крыму, в Риге — они объездили множество городов. И никто Егора там не трогал. Вся эта жесть была инициативой исключительно местного КГБ. Про причины для таких преследований говорить сложно. На мой взгляд, Летов просто попал под раздачу. Причем, возможно, по какой-то своей доверчивости, а то и просто по случаю. Про Егора и его друзей вышла статья в местной газете. Они там даже не называли своих настоящих имен, а это все равно стало командой «Фас!» Но это не было борьбой государства с рок-музыкой. Просто люди выделялись из общей массы. Надо было их немного притушить. Это не только страшно, но еще и очень унизительно. Представьте, сидит человек в комнате со своими близкими, без посторонних, а буквально через пару дней их всех по одному начинают арестовывать. И человек начинает задаваться вопросом: а кто их сдал? Кто написал донос? Егор до конца жизни так и не узнал, кто это сделал, но первое время подозревал самых близких. Пришлось ему, конечно, побегать… А потом все угомонилось. Не только в Омске — по всей стране. Контркультура перестала интересовать соответствующие органы, к тому же она потихоньку становилась абсолютно легальной. Про то, то здесь вам не Москва Эти локальные истории о преследованиях даже страшнее больших, широких. В конце концов, ты можешь сгинуть в очередной психушке или выйти обратно совершенно потухшим, не собой, никаким. А попасть в эти жернова было не просто, а очень просто. Наверное, сейчас такие рассказы могут показаться забавными, а вот тогда было совсем не смешно. Приходили люди, спрашивали: «Есть запрещенные книжки?» — и все, понеслось. Конечно, подпадал под это и самый разный самиздат. Летов свои первые альбомы, вроде «Оптимизма» и «Мышеловки», записал в одиночку — сам играл на всех инструментах. Потом он просто раскидал записи по ключевым людям в Москве, Ленинграде и других крупных городах. Буквально за неделю копии этих пленок были на магнитофонах всей страны. Это было мгновенное распространение, шустрее современных стримингов. Про легенду о сибирском панке Легенда о сибирском панке придумана Егором Летовым. Там же не было никакого массового движения, как, например, в Нью-Йорке или в Британии 1970-х. Не было сотен групп и тысяч поклонников. А был очень маленький и тесный круг людей, собранный по принципу «Я ищу таких, как я…» Но кто-то в этом кругу оказался Янкой Дягилевой, а кто-то — Черным Лукичем или Олегом Судаковым. Люди просто проявляли себя, как самодостаточные, самобытные авторы. Таким и был тот самый сибирский панк, который иногда представляется чем-то широким и масштабным. Человек 30 там было в общей сложности — авторы и музыканты, а с ними их ближайшие друзья и подруги. И больше никого. Это потом все обросло легендами и мифами, когда вышло на большую сцену, и появились поклонники, слушатели. Про мысли о смерти Был у Егора один мощный переломный момент — разочарование от того, что все, что он делал, стало настолько известным. Ему было слишком много популярности, слишком много славы. И это было не то, чего он и вообще мы все хотели. Записи, которые тогда от него мне приходили, — хроники пикирующего бомбардировщика. И он делал пометку: это не для широкого распространения, только для наших, для своих. Он пытался сопротивляться неуклонно растущей популярности. А в 1990 году Егор всерьез задумывался о добровольном уходе из жизни. Даже песня «Это знает моя свобода» имеет подзаголовок «Последняя песенка моя». Причинами он ни с кем не делился, никому ничего не объяснял. Он не был в каком-то состоянии аффекта и не пытался привлечь к себе внимание подобным образом. Причина, я уверен, была такой. Тогда его силами и силами его друзей создавалась уникальная вещь, появлялось какое-то новое откровение, знание, что несло в себе невероятную энергию. И оно оказалось никому не нужным. Всем хотелось просто приходить и орать «Панки хой!». Это было глубокое разочарование Егора, когда на концертах начались погромы, когда стало понятно, что люди идут на «ГрОб» не как на праздник, а как на дебош. Про два самых страшных кризиса Еще у Егора тогда был творческий кризис, но он сумел его преодолеть и вернуться к жизни. Таких кризисов у него вообще было два. В 1990 году ему казалось, что он уже все сказал, все написал, хватит. Можно отдыхать — хоть на этом свете, хоть на том. А второй жуткий кризис был уже в 1997 году и продлился до 2002 года. За эти пять лет Егор не написал ни строчки, ни ноты. Он был в страшной апатии. Это очень на него давило. Это вообще давит невыносимо. Башлачеву полутора лет хватило, чтобы выйти в окно. Его поток иссяк, он не смог это перестрадать. К счастью, с Егором вышло по-другому. Рядом с ним были родные и близкие, которые максимально его поддерживали. И ждали, ждали и ждали, когда он снова откроется. Это случилось в 2002 году. В результате появились три великих альбома — «Долгая счастливая жизнь», «Реанимация» и «Зачем снятся сны?». Про площадки и массы Когда в 90-х появилась возможность играть на хороших инструментах и с хорошей аппаратурой, все только обрадовались. И Егор — не исключение. Ему нравилось играть в хороших местах, где все звучит именно так, как и должно звучать. Понятно, что большинство людей приходило просто на что-то модное, популярное. Но среди них могли быть те самые процентов десять, ради которых все это и делалось. Егор был личностью противоречивой, хотя всем свойственно со временем менять образ мыслей. В 1980-х он говорил, что одиночка опаснее для застоявшегося социума, чем целое движение. А уже в 1990-х утверждал, что это больше не актуально, и везде нужны массы и массы — из них должно произрасти нечто. А вот стадионов у «Гражданской обороны» было не так уж много. Можно пересчитать по пальцам одной руки. Кстати, стадион для музыканта — не самое удачное место. Тут нужно играть не рок, а в футбол и в хоккей. Про внешность, которую никто не ожидал Легенд про «Гражданскую оборону» было очень много. В первую очередь — о внешности Егора. Его очень часто представляли совсем не таким, каким он был на самом деле. Тогда же не было соцсетей, как сейчас. И мы могли с Егором находиться на одном фестивале в Подольске, но, поскольку не были представлены, не узнавали друг друга. Я не знал, как он выглядит, он не представлял, как выгляжу я. В итоге мы познакомились только через год после этого. Про то, как нужно было орать на лес Еще одна легенда — Летов всегда был таким, каким потом его узнала вся страна. Это тоже миф. Егор сам рассказывал, что свой знаменитый голос ему пришлось разрабатывать, тренировать. Он ходил в лес и кричал там, орал, громко пел песни. Дома, чтобы не пугать родителей, он кричал в подушку. Так и появился этот самый голос Летова, а люди думали, что он у него такой с рождения. Еще говорят, что и он, и Янка Дягилева чуть ли не с самого рождения обладали признаками гениальности. Это тоже неправда. Они не были вундеркиндами в свои два или три года. Это, конечно, были очень умные дети, которые рано научились читать, но все-таки таланту свойственно проявляться, когда человеку 16-18 лет. Про двойников Летова Про то, что в 1990-м Егор действительно хотел уйти из жизни, не знал никто, кроме него самого. Даже близкие узнали об этом позже, когда кризис уже миновал. Но в самих его вещах был такой разрушительный посыл, что народ как-то сам по себе понял: что-то не то. В общем, пошли слухи. И в этот период по тусовке и вообще по стране катались какие-то люди в таких же очках и выдавали себя за Егора Летова. Они просто пытались его собою заменить, потому что настоящего Егора нигде не было. Про Янку, Егора и их письма И, конечно, есть самая невеселая легенда — мрачная сказка про Янку и Егора, который якобы так давил на нее, что и додавил окончательно, до смерти. Вот только это к реальности никакого отношения не имеет. Даже когда они уже расстались, разошлись жить своими жизнями, они постоянно поддерживали отношения. Егор и Янка писали друг другу письма, между ними была теплая и трепетная дружба. И, кстати, есть еще мнение, что, если бы не Егор, Янка так бы и пела чистые хипповые песни, а Летов напихал в них всякого панка. Но это тоже неправда. Янка попросила его об этом сама. Я это видел собственными глазами и слышал собственными ушами. Про сердце, которое остановилось Еще один набор мифов — легенды про смерть Егора. Они рождались по-разному, в том числе и благодаря не самым добросовестным информаторам из числа медиков. Так появлялись некоторые «инсайды», которые расходились с официальной версией. Но есть объективная, четкая и ясная информация. Егор Летов умер от сердечного приступа. Все. Так иногда случается с людьми. Но до сих пор, когда я приезжаю в Омск, находятся те, кто начинает расспрашивать: «Алексей, скажите честно, он там, может, с собой покончил?» Просто людям хочется придумать и занести в реальность какого-то своего Летова. Вот и с Янкой — то же самое. Но с ней, да и с ним произошли несчастные случаи. Вот, собственно, и все.