Cancroid: музыка против шоу-бизнеса
Одна из старейших метал-формаций Ставрополя Cancroid уже давно на слуху как у местных фанатов, так и у поклонников в других городах. При этом раскруткой, пиаром или хайпом они никогда не занимались и к продюсерам не обращались, оставив эти инструменты шоу-бизнесу. Все двери они стараются открыть музыкой и провокационными текстами. Легенды ставропольского тяжеляка обосновались в гараже за знаменитой сувлачной на Таксопарке. На их репетиционной точке всё сделано по олдскулу: звукоизоляция из пенопласта, плакаты мировых звёзд и ставропольских рокеров, отдельно столик для посиделок. Вокалист Алексей «Слон» Сарычев и барабанщик Евгений «Фима» Ефимов рассказали корреспонденту «Победы26» об экспериментах в музыке и творчестве в андерграунде.
У Cancroid необычная биография: группа прожила две жизни. Если вкратце, как так вышло?
«Слон»: Группа появилась в 1993 году. Тогда был совершенно иной состав, и я был в ней басистом, а за микрофонной стойкой оказался только в 1996 году. Старый «Канкроид» играл death/grind и продлился с 1993 по 1998 год. Потом мы просто перестали концертировать и что-либо сочинять.
А в 2006 году появилась формация «Бульдозер», в которой играли наш нынешний басист Вадим Мошегов и бывший гитарист Макс Охрименко. Им был нужен вокалист и барабанщик. Я оказался в группе с подачи Макса Охрименко, а из Англии как раз вернулся наш Евгений Васильевич («Фима»), там он играл в разных коллективах, его и взяли в «Бульдозер».
Нам казалось, что мы играем хардкор, но потом поняли, что это death metal. Вспомнили, что был старый «Канкроид», который раньше на уши поднимал залы, и с разрешения отцов-основателей взяли историческое название.
Что означает название Cancroid и почему остановились именно на нём?
«Слон»: Это название выискал наш первый барабанщик, Жора Колбасин (барабанщик группы Trust X. — Прим. авт.), в медицинском словаре. «Канкроид» — это раковая опухоль. В нашем случае это название имеет немного иное значение. Есть некая критическая масса людей с их идеями, которые являются раковой опухолью на теле общества, которая однажды это общество убьёт.
То есть тексты, если я правильно понял, об обществе?
«Слон»: В основном их идея в том, что всегда есть большинство, которое вовлечено в чьи-то интриги, социальные или политические, и движутся под воздействием масс-медиа. При этом считаются здоровым обществом. А тех, кто в оппозиции, называют изгоями, болезнью общества. Это люди, которые мыслят самостоятельно, опасны для устоявшихся догматов. Мы как раз из тех людей.
В ваших песнях есть мат. Это нормально?
«Слон»: Как выразительное средство — нормально. Мат может приукрасить высказывание. Есть эмоции, которые не передать без такой лексики. Например, «Экономический коллапс — (нехорошее слово. — Прим.ред.) финансовой системы». Нельзя же просто сказать «разрушение», «конец», это звучит не так жёстко и не так апокалиптично.
Как получилось, что у группы с таким опытом не было ранних записей?
«Слон»: До нулевых у нас не было ни одной доступной студии. Вся музыка находилась в глубоком андерграунде, и мы были концертным коллективом. Как только появилась возможность попробовать себя в студии, мы начали с этим экспериментировать, очень долго не получалось. Но теперь мы увлеклись и стали уходить от концертного угара в задумчивую студийную работу.
В чём она состоит?
«Слон»: Возьмём в пример демо 2012 года Peace/Death. На нём мы практически всё записали в своём гараже, барабаны прописали через драммашину. Альбом Stopped Existence уже полностью писали в студии. Сейчас мы понимаем, что, например, живые барабаны — это очень круто. Нам стало интересно работать с аналоговым звуком, «цифру» стараемся использовать по минимуму, учли наши прошлые ошибки.
К вопросу о живых барабанах. В 2012 году не было возможности, я так понимаю. А сейчас?
«Фима»: Это до сих пор реальная проблема. Я, конечно, не знаю всех возможностей нашего города, но тот вариант, который у нас есть, это студия Игоря Рзаева. Альбом 2017 года Stopped Existence мы записали у него. По качеству получилось очень хорошо. Лично я как барабанщик доволен.
Какое-то время ты жил и музицировал в Британии, как там со студиями? Есть стереотип, что за бугром всё лучше.
«Фима»: Пока там жил, поиграл со многими коллективами, и с болгарами, с англичанами. Имел опыт звукозаписи на английских студиях и ничего такого особенного там не увидел. Техника вся та же.
А самого как барабанщика не задевает то, что на старой записи играет драммашина?
«Фима»: Конечно, обидно, когда знаешь, что можешь всё записать, а приходится забивать электронку. В 2012-м я с этим и столкнулся. Да, я работал над ударными партиями, вместе всё набивалось, но всё равно чувствовалось какое-то неучастие. Хотя это считается нормальным, результат-то один — ты выпускаешь запись, музыкальное полотно, а не конкретный инструмент. К тому же когда я слушаю музыку, мне интересно, что человек хочет до меня донести, а не как. Даже если ты выучил три аккорда, ты можешь их так сыграть, что получится классная музыка.
И всё же совсем от концертов вы не отвернулись. В 2013 году засветились на крупнейшем фестивале Metal Head’s Mission. Как это было?
«Фима»: На тот момент это был один из крутейших фестивалей в мире. Он проходил в тогда ещё украинском Крыму. Разброс участников очень большой: Австралия, Мексика, Европа, Канада, Америка. Прошли обычный отбор, как и все кандидаты, присылали материал организаторам. Мы гордимся, что попали туда.
«Слон»: Один из оргов приезжал в Ставрополь в составе группы Mental Demise. Он нас узнал и согласился. Интересно, что мы на слуху были, хотя нигде не светились особо. На том фестивале мы пообщались с коллегами из 19 стран мира. Для большинства английский не был родным, но мы могли ночами сидеть и беседовать о музыке. Интересный опыт, когда на одном пляже несколько тысяч металлистов из разных стран общаются на равных.
А в родном городе такого отклика нет?
«Слон»: Раньше, пока интернет всех не расслабил, было целое комьюнити. Чтобы послушать музыку, надо было заморочиться, пойти к кентосику, найти кассету, на которую он тебе перепишет то, что понравится, вместе выбрать, послушать. Тогда сообщество было тесным. На концерты местных команд, Green Hell, Odium, Messengers, «Магистр», приходили толпами. Сейчас такой тусовки нет.
Раз вы сосредоточены на студийной работе, что уже можете сказать о новом альбоме?
«Слон»: Мы собирались выпустить его ещё в 2019 году, но когда в составе начали играть два гитариста вместо одного, у нас появилось больше возможностей. Мы начали экспериментировать. В общем, это будет другой «канкроид», не грувовый, врывной и провокационный, а более интеллектуальный. Даже в лирике мы отошли от повседневных проблем и перенеслись во внутренний мир человека. Там будут другие лирические посылы и совершенно новые моменты в музыке.
Распространять альбом будет какая-то компания или своими силами?
«Слон»: У нас нет ни одного лейбла, с которым мы работаем на контракте. Есть партнёры, которые занимаются дистрибуцией, мы же как оставались сами по себе, так и остаёмся. Сейчас мы пишем материал на новый альбом. Я знаю, что мы его выпустим, как и предыдущие альбомы, как независимый коллектив. Мы к шоу-бизнесу не относимся никак. Мы чётко понимаем, что есть музыка, есть шоу-бизнес.
Шоу-бизнес — это не музыка?
«Слон»: Там деньги делаются из денег. В настоящей музыке нет бизнеса, ты просто получаешь удовольствие, как и другие. А в шоу-бизнесе задачи другие, которые с музыкой не соседствуют. Не хочу казаться старпёром, но новые коллективы даже рядом не стоят со старыми флагманами.
«Фима»: Можно настолько круто играть в деревне на балалайке, что остальное станет неважно.
Текст: Сергей Гаврилюк
Фото: Родион Колчанов/ИА «Победа26», архив группы Cancroid