Мария Зотова: Благодаря прибавленному году попала в дивизию Панфилова
Марии Алексеевне 17 сентября исполнится 98.
Мобилизация
- Сама я деревенская, из Тамбовской губернии. Поехала учиться в Тамбов в школу медсестер, а до этого, чтоб мне выдали паспорт, прибавила себе год, соврала, что я в 1921-м родилась. Распределили в Казахстан. Когда началась война, объявили мобилизацию, и я благодаря прибавленному году попала в дивизию, которую формировал Иван Васильевич Панфилов. В медсанбат. Это было 13 июля 1941 года.
В медсанбате я познакомилась с дочерью комдива Валей, из приемного отделения, поэтому Панфилова много раз близко видела. Политрука Клочкова тоже несколько раз видела: мужик как мужик. Но я с ним не общалась. А Панфилов к нам захаживал. Помню, увидел у кого-то хромовые сапоги, которые нам специально пошили, и давай ругаться, что не кирзовые. Нам казалось это странным, ведь так ладно сидели на ноге. И только потом на фронте мы поняли, как он был прав: на кирзач и портянки любые навернешь, и по грязи любой пролезешь... А тогда уже было поздно что-либо менять.
До середины августа нас обучали в Алма-Ате военным премудростям, а потом вперед - в теплушки. И тут мы опять столкнулись с Иваном Васильевичем. Он накануне отъезда увидел нашу медсестру Нину Павлову и распорядился ее на фронт не брать: дескать, уж больно она маленькая, тягот не выдержит - к чему лишний рот... Но мы-то знали, и жизнь потом подтвердила, что Нина отличный работник и замечательный человек. Вот мы всю дорогу Нину и прятали от комдива.
Сначала нас привезли в Крестцы, что недалеко от Новгорода, а потом под Волоколамск.
Первый бой
Наш медсанбат стоял в деревне Крюково. Помню, деревни рядом: Дубосеково, Гусенево, Холуяниха... 16 ноября только обустроились, прибегают: немцы идут. И сразу первый взрыв. Я гляжу, на штакетнике, извините, чьи-то кишки висят. Потрясение неимоверное... Но тут пошли раненые и все - не до переживаний, начинаешь что-то делать и все ощущения притупляются.
Вообще на войне самое главное для медсанбата, знаете что? Перед боем избавиться от тех, кого ранило раньше. Если их не увезти в тыл - это самые несчастные люди. Мы же все внимание на свеженьких, а эти порой и умирают от того, что элементарно никто не подошел. Так обидно!
Вот тогда и приняла я боевое крещение. Нам всем было страшно от такого количества раненых. Я в те дни тоже пострадала. Мы с Ваней Вдовиным ездили за ранеными на передовую на автомашине, а тут самолеты. Все попрыгали кто куда, я с размаху в воронку. Земля же была замерзшая, жесткая, вот и получила, как уже после войны обнаружила, перелом шейных позвонков. Всю войну думала, почему шея болит, и только в 1975-м, работая рентгенологом, сделала себе снимок и обнаружила...
Немцы тогда остановились, они были ошарашены массовым героизмом наших. Они впервые видели, как люди бросаются под танки. Они говорили, что против них воюют какие-то дикари со странными глазами (у нас же много казахов-киргизов было), которые смерти не боятся.
После того боя всем, кто остался в живых, предложили вступить в партию. Буквально на следующий день. Я тоже вступила.
И тогда же к нам стали поступать раненые кремлевские курсанты. Видно было, что в обычной жизни они красивые, высокие, опрятные. Очень от наших отличались. Но среди них было много тяжелораненых, многие потеряли ноги.
Будни
Самой мне стрелять не пришлось ни разу, никого не убивала, только спасала. А самое страшное, конечно, авианалеты... Стояли мы в Черновке, двухэтажный дом, в котором был медсанбат, забит ранеными. И тут страшная бомбежка. Все разбежались, дом мгновенно опустел. Потом мы ходили, собирали своих пациентов. Убежали далеко, причем бежали и неходячие, и с шинами... Спрашиваем: "Как ты бежал?" - "Сам не знаю!"
Тут уж кому какая судьба. Был такой солдат с Украины по фамилии Достов. Ранения левой руки и ноги и правого плеча. Раны рваные, запущенные, повязки ставить неудобно. Шину Дитерихса поставили. Началась газовая гангрена, пришлось располосовать и руки и ноги, чтоб газы выходили. Думали: не жилец. А он удивительным образом начал выздоравливать. Все радовались за него. И тут авианалет и прямое попадание в землянку, где он лежал...
Поэтому на войне обычно ждешь ночи, немцы ночью не воевали.
И с Валей Панфиловой тоже неожиданно получилось. 4 сентября 1944 года меня ранило, и Валя сделала мне обезболивающий укол. Какое-то время я была нетранспортабельной, а когда попала в госпиталь, встретила там... Валю. Ее тоже ранило через день после меня.
А орден Красной Звезды мне дали за второе ранение, ну и за службу добросовестную. Только все мои награды сгорели, когда у нас в блиндаже был пожар. Орден, медаль "За боевые заслуги" и знак "Гвардия" мне восстановили, а медаль "За оборону Москвы" - нет. Говорят, что такие медали уже не выпускают. Документы у меня на медаль сохранились, а самой медали нет... Такая вот я защитница Москвы.
После войны
Для меня война была работой. Есть раненые - есть работа. Кончилась война - кончилась работа. В 1948 году поступила в медицинский институт в Алма-Ате, в 1954-м по распределению поехала в Караганду. В одной больнице проработала почти сорок лет. Семья не сложилась.
С войны не вернулись мой папа, Алексей Филиппович, он погиб подо Ржевом, и старший брат Вася - пропал без вести. А брату Ивану повезло, он был наводчиком в артиллерии, три немецких танка подбил. Живым вернулся...
Валя Панфилова в конце войны после ранения поехала в Алма-Ату и в поезде познакомилась с казахстанским композитором Бахытжаном Байкадамовым. Вскоре они поженились, у них три дочери, внучки генерала Панфилова. Младшая из них Алуа руководит в Алма-Ате военно-историческим музеем. А я в 1999 году переехала жить в Муром, к племяннице. Тогда из Казахстана многие уезжали.
Сейчас мне очень обидно, что о дивизии Панфилова мало говорят и пишут. О 28 панфиловцах вспоминают, но героев-то было намного больше.
После войны панфиловцы разделились на две группы, одни собирались в Москве, другие - в Алма-Ате. Я и там, и там бывала. Но теперь мне встречаться, наверное, уже не с кем. Одна я осталась...
Айгуль Байкадамова, внучка генерала И.В. Панфилова, координатор международного панфиловского движения:
- Мария Алексеевна - удивительная женщина, верная своим принципам и взглядам. По ее мнению, память о панфиловцах ущемляется, и по этому поводу она куда только ни писала. Даже в ООН. Я дважды была у нее в Муроме. Долго сидели, говорили. Из нашей дивизии в живых действительно остались она да еще один москвич. Но он под Москвой не воевал...
"УЛЫБНИСЬ, КАК ПРЕЖДЕ ТЫ МОГЛА..."
На одной из встреч москвичей-панфиловцев поэт Сергей Смирнов, сам воевавший в составе Панфиловской дивизии, посвятил Марии Алексеевне стихотворение. Оно вошло в сборник "День поэзии - 1986".
Маша Обыденнова, Мария,
Мы с тобой "друг другу - не чета",
Но для сочинителя России
Ты - как затаенная мечта.
Припадаю к маленькому снимку,
Вижу двух панфиловцев-бойцов.
Это щелкнул нас в полуобнимку
Фотоснайпер Саша Моклецов.
В эту даль не выправишь билета,
Не аукнешь, не пошлешь письма.
Длится жизнь, горит, как бабье лето.
На повестке - сивая зима.
Вот пишу гражданке, чтимой всеми,
Вопрошаю: где ты, Маша, где?
С кем проводишь нынешнее время
В дорогой своей Караганде?
Светит мне твоя периферия.
Застит свет лирическая мгла.
Маша, нынче Зотова Мария,
Улыбнись, как прежде ты могла!