Щит милосердия. Часть II. «Неужели правда, что я снова полноценный человек?..»
Новосибирская медицина пришла к Великой Отечественной войне хорошо организованной. В городе работают крупные медицинские учреждения: городская клиническая больница, областная больница, железнодорожная больница, окружной военный госпиталь, сеть санаториев. Качественным скачком стал перевод из Томска института усовершенствования врачей. Вместе с ним в наш город переезжают такие известные врачи, как хирург Мыш, бактериологи Боголепов, Бутягин и другие, внесшие свой немалый вклад в развитие и отечественной, и мировой медицины. В 1935-м в Новосибирске появляется и собственный учебный медицинский институт.
Операция в госпитале (архив Кемеровской области)
Еще перед войной была принята военно-медицинская доктрина размещения раненых и больных с госпитализацией в четыре этапа эвакуации — от армейских медсанбатов до глубокого тыла. Эвакуационные госпитали Сибири являлись конечным, четвертым этапом этой цепочки.
Загрузка раненых для отправки в тыловой госпиталь (smolbattle.ru)
В конце июля 1941 года в Новосибирск прибыл первый санитарный поезд с фронта, 350 раненых. В первые же месяцы в городе было создано 26 госпиталей, позднее их количество достигло 35 (по разным данным). Они заняли как уже действующие медицинские учреждения, так и здания 21 школы, торгового техникума, пединститута, которые оказались очень удобны.
Эскалация военных действий второй половины 1930-х отразилась и на проектировании школьных зданий. Школы, построенные в городе во второй половине 1930-х, существенно отличались от своих предшественников. Современники удивлялись, зачем такие широкие лестницы, двери, почему стены в подвальных помещениях школы выложены кафелем, а полы плиткой, зачем там умывальники без кранов. Скоро все стало ясно — сюда заехали госпитали. В кабинетах химии и физики, где есть вода, обычно устраивались операционные, в спортзалах — приемный покой или команда выздоравливающих, которые уже сами могли помогать медперсоналу.
26 сентября 1941 года образован Областной комитет по помощи в обслуживании больных и раненых военных. В начале октября Новосибирский горисполком обязывает руководителей районов: «всемерно усилить работу по организации эвакогоспиталей (…), добиваясь образцовой постановки работы в эвакогоспиталях по оказанию медицинской помощи и социально-культурного обслуживания раненых». В ноябре обком партии издает постановление «Об организации помощи по обслуживанию больных и раненых бойцов и командиров Красной Армии», где прописаны вопросы приемки раненых на вокзалах, пристанях и в аэропортах, общего здравоохранения, шефства над госпиталями, культурно-просветительская работа.
Постановление горисполкома Новосибирска. 1941 (Новосибирский городской архив)
В Новосибирской области предвоенный мобилизационный план предписывал в течение 30 дней формирование 24 госпиталей на 11400 коек, а на 20 января 1942 года у нас размещалось уже 118 эвакогоспиталей на 62850 коек. 71 из них прибыли в эвакуацию в основном из Харьковского военного округа. Почти 30 эвакогоспиталей было развернуто в соседних населенных пунктах, в домах отдыха и санаториях ВЦСПС в Бердске, Чанах, Карачах.
К концу осени в СибВО уже было развернуто 288 госпиталей на 135952 койки. В феврале 1942 года было осуществлено профилирование госпиталей. В Новосибирск в основном везли раненых с нейрохирургией, челюстно-лицевых, протезных.
Схема размещения эвакогоспиталей в г. Новосибирске, 1941 (Новосибирский городской архив)
В городе было выполнено свыше 17500 переливаний крови. Во всей области была организована сдача крови для спасения раненых красноармейцев. В 1942 году в Новосибирской области насчитывалось 9760 доноров. Приходили целыми коллективами из учреждений, с предприятий.
Бутеева М. Ф., работница 179-го комбината:
«Я совершенно не была уверена, что у меня кровь смогут взять. Настолько была худа, что, казалось, светилась насквозь — кожа да кости (…) Но две донорские медицинские комиссии прошла без сучка и задоринки. На удивление, гемоглобин оказался высоким — 76. Первый раз в 1942 году сдала 200 граммов крови. Потом приглашения на донорский пункт стали приходить каждый месяц. Постепенно норму увеличили до 500 граммов. После сдачи чувствовала в себе такую легкость; кажется, оттолкнись ногами от земли — и полетишь…»
Одна только Александра Прокопьевна Зимина сдала в общем 23,6 литра крови и была награждена знаком «Отличник санитарной обороны СССР».
«Мою кровь можно брать в таких количествах и так часто, как найдете нужным. Заранее отказываюсь от какой бы то ни было компенсации за взятую у меня кровь».
В Новосибирске работали эвакуированные сюда Центральный институт питания, клиническое отделение Центрального туберкулезного института, Государственная витаминная станция, часть Всесоюзного института экспериментальной медицины им. А. М. Горького, Украинский институт гигиены труда и профзаболеваний, Харьковский институт ортопедии и травматологии, а также наши медицинский институт, подготовивший за годы войны 1117 врачей, шесть выпусков, институт усовершенствования врачей, научно-исследовательский санитарный институт. Их высококвалифицированные сотрудники, профессура занимались и врачебной практикой, и разработкой научных рекомендаций, внедрением их в лечебную практику. В области был создан ряд методических центров и консультационных пунктов. До конца 1941 года в мединституте было завершено более 50 научных тем.
Сафонов Михаил Спиридонович, полковник медицинской службы:
«Появились формы заболеваний, например, огнестрельные поражения центральной нервной системы, остеомиелиты и другие, о которых у широкой массы молодых врачей было слабое представление. Нужны были новые, более совершенные методы исследования и лечения. Этим разделам медицины и была посвящена в те годы научно-исследовательская тематика».
Был в городе и свой химико-фармацевтический завод, выпускавший медикаменты.
Слава о новосибирских госпиталях летала по всем фронтам. Здесь ставят на ноги! Сибирь стала огромным госпиталем. Как уже отмечалось, здесь и до войны была достаточно развитая система здравоохранения. Плюс, например, в отличие от теплой Средней Азии заживлению благоприятствовал даже климат. В годы войны между фронтом и Сибирью курсировало около 80 «поездов, спасающих жизнь». Когда в санитарном эшелоне раненые узнавали, что их везут в Новосибирск, они искренне радовались. «Ангелы милосердия» в далекой Сибири, которые сделают все возможное, чтобы смерть отступила.
Госпитальный вагон музея ст. Сеятель (фото Голодяева К. А.)
Сложнейшие операции делались иногда буквально чудом… Например, в музее школы №76 (Большевистская, 32), где размещалось отделение эвакогоспиталя №3609, рассказывают, как у них в лечебной практике впервые применили гипноз, у которого всегда была масса противников. Врач 5-го отделения Зинаида Адольфовна Левина решила спасти обреченного на инвалидность бойца Ивана Герасимова, в результате ранения лишившегося и слуха, и речи. После нескольких сеансов лечения Герасимов дрожащим от волнения голосом промолвил: «Неужели правда, что я снова полноценный человек?..»
За годы войны у нас было проведено 55 тысяч хирургических операций, сотни тысяч рентгенологических исследований. Уровень лечения и реабилитации был на высоте. За годы войны в Новосибирскую область поступило на лечение 239154 раненых (по другим данным 250000), из них более половины носилочных. Выписано было 222683 человека (93,19%), из них возвращено в строй 82949 чел. (34,68%).
Это огромная заслуга всех военных медиков и, в первую очередь, академика Владимира Михайловича Мыша, основателя сибирской школы хирургов. В годы войны он был главным консультантом эвакогоспиталей СибВО.
Следы нескольких наших госпиталей остались в искусстве и литературе. В здании высшей партийной школы (Красный проспект, 38) размещался госпиталь №1504. В нем в 1943 году проходил лечение будущий известный актер театра и кино Зиновий Ефимович Гердт, прозванный Зямой. На фронте он был тяжело ранен в левое бедро. Ноге угрожала ампутация, но по приезде в Новосибирск Гердту были сделаны первые операции (всего их было одиннадцать).
Зиновий Гердт в госпитале (второй ряд, крайний справа) (liveinternet.ru)
Герд Зиновий Ефимович:
«Потом меня привезли в Новосибирск. Там я перенес три операции. В Новосибирске был такой жестокий военный хирург, который говорил, что чем больше раненый кричит на столе, тем меньше он страдает в койке. Мне без наркоза, под местной анестезией он долбил эту кость. Три раза! Негодяй, жуткий негодяй! Я боялся этого! Боль жуткая. Но, действительно, через час уже не так больно, чем когда после наркоза».
[div class="introduced"][link]
[/div]
Приезжая позднее на гастроли в наш город, артист на концертах всегда рассказывал эту историю. Как он лежал в палате на третьем этаже с видом на оперный театр, как спорили соседи, что же это — «Кремль запасной или секретная пушка, чтобы прямо отсюда по Берлину стрелять». И как он клял врача во время операции, и как он благодарен новосибирцам, что не отрезали ногу сразу. Как говорится, есть два вида боли — та, которая калечит, и та, которая лечит. В случае с будущим знаменитым артистом жуткая боль, полученная им в новосибирском госпитале, была второй. Нога была спасена, хотя и укоротилась на восемь сантиметров. Но хромать Зяме пришлось всю жизнь. И это выгодно отличало его кинороли.
Кстати, с поля боя лейтенантика вытаскивала двоюродная бабушка известного новосибирского журналиста и краеведа Алексей Кретинина, санинструктор 81-го гвардейского полка Вера Павловна Веденина.
В этом же здании в 1943 году совершил несколько операций хирург Валентин Войно-Ясенецкий, автор монографии «Очерки гнойной хирургии», также широко известный как святитель Лука, причисленный ныне к лику святых. В Новосибирске, на территории областной больницы, установлен бюст хирургу.
Один из наших госпиталей описывает Анатолий Иванов в своем романе «Вечный зов». Этот госпиталь №3620 находился в бывшей железнодорожной школе №128 на станции Инская (Первомайская, 96). В нем Кирьян Инютин с ампутированными ногами фактически был спасен старой нянечкой из Нижней Ельцовки:
«… он в это раннее июльское утро лежал на узкой больничной койке новосибирского госпиталя без обеих ног и, как много дней уже подряд, смотрел не мигая в белый квадратный потолок и тупо размышлял о том, что все военные врачи сволочи и скоты, что они не должны были дать ему после наркоза прийти в сознание, ибо отрезать человеку по самый пах обе ноги — это хуже, чем отрезать голову.
— Ну что теперь, сынок… Судьбу, ее думой не пересилить, — тихонько произнесла рядом старая нянечка Глафира Дементьевна. (…) — Ешь, сыночек.
— Ишь ты… нашла сына, — буркнул Кирьян.
— Так что ж… Мне седьмой десяток, тебе пятый. А первого я принесла в шестнадцать годков. Ребенком, почитай, родила. Тогда ведь рано нас, девок, под мужиков клали. Сын же мой старше тебя на четыре али пять годков был. В сорок первом он еще где-то под матушкой-Москвой упал… Ешь, я не уйду, пока не поешь».
Отец Кирьяна, кстати, возвращает нас к тому самому лазарету при Сухарном заводе:
«На японской войне ему ногу повредило. И надо же, говорю, судьба, что ли, над нами, Инютиными? Отцу тоже тут, в новониколаевском лазарете, ногу тогда отпилили».
«Все равно я тебя нашла…». Кадр из фильма «Вечный зов»
Зачастую за недели и месяцы, проведенные почти каждый день рядом, с ранеными складывались материнские, сестринские отношения.
Масаева Зинаида Ивановна, 1926 г. р.:
«Никогда не забуду бойца по имени Саша — слепого, с обожженным лицом, ампутированными руками. Он мне говорил: «Зинуля, я самый счастливый человек. Меня кормят, умывают и одевают. Я опять вернулся в детство, стал маленьким ребенком», — а из слепых глаз катились слезы. Вместе с ним плакала и я.
…Я никогда не забуду Володю Котина, нежно влюбленного в меня, этого мужественного офицера, который, спасая генерала, чуть не сгорел в танке. У него обгорели все пальцы на руках. Ему сделали уникальную по тем временам операцию — распилили ладонь и вставили клин. Было нестерпимо мучительно видеть его страдания, когда от боли он закрывал глаза, чтобы не стонать. Он читал мне стихи: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты...» Мне было стыдно перед другими ранеными уделять Володе больше внимания, я уверяла его, что скоро вернусь, и шла к другим — таким же забинтованным и стонущим».
В первые же дни Великой Отечественной войны в Красную Армию были мобилизованы сотни врачей, фельдшеров и медсестер из действующих медицинских учреждений.
Яблоков Дмитрий Дмитриевич, академик АМН СССР:
«Многие медики ушли на фронт, а те, что остались, трудились с огромным напряжением. Откуда только брались силы — не знаю (…) Сравнивая то время с нынешним, думаешь: конечно, такой нагрузки, которую выдержали в экстремальных ситуациях военного времени, сейчас не выдержать».
Кадров не хватает. По штатному расписанию один врач приходился на 50 больных, медсестра — на 30 больных, нянечка — на 25. Это «совершенно недостаточно, так как после сокращения штатов эвакогоспиталей на санитарок возложена помимо большего числа обслуживаемых больных также работа официанток и уборка госпитальных помещений (…) Остро стоит вопрос и с подсобными работниками, и в частности с рабочими, обслуживающими отопление, и работниками пищеблоков, и особенно там, где госпиталь размещен в двух или трех зданиях».
Кроме прямой работы с ранеными медперсонал вынужден был самостоятельно заниматься выращиванием на лечебный стол овощей, строительством овощехранилищ и не только.
Калинина Мария Сергеевна, врач-хирург госпиталя №3609:
«Мы копали траншеи для канализации, так как помещение не было приспособлено, это была просто школа, и после перовой же партии больных, когда мы их помыли, нас затопило — решили копать дополнительно траншеи. Однажды, в 1942-м, обвалился потолок на четвертом этаже в палате. Мы, сотрудники, таскали кирпич, цемент и доски на чердак, а кто умел, закладывал и заливал цементом…»
Нужно ли говорить, что основным персоналом в больницах были женщины. Это они переносили тяжелораненых, поднимали их по лестницам, несли им добро и надежду, сутками, бывало, не выходили из госпиталя, а ведь дома также дети, на фронте мужья и братья, а их фронт здесь, у постели раненого. А они все прибывают и прибывают.
Масаева Зинаида Ивановна, 1926 г. р.:
«Нередко бывало, что перед самым уходом прибывал эшелон с новыми ранеными и начальник госпиталя (№3348, Красный проспект, 83/1. — К. Г.) просил задержаться, чтобы помочь перетаскать и устроить всех. И вот мы, полуголодные девчонки, таскали по лестницам на носилках больных. Четверо — на одни носилки. Руки немели, глаза, казалось, выскакивали из орбит, подгибались ноги, но пока не уложим последнего раненого — не уходили. А это было иногда далеко за полночь. И опять я шла, вернее плелась, обессиленная, через жуткий тоннель домой. Сколько переживаний я доставила маме своими поздними приходами!»
На операции в эвакогоспитале №3609 (музей школы № 76)
Масаева Зинаида Ивановна, 1926 г. р.:
«Я часто вспоминала потом, как меня оберегали мои ангелы-хранители, когда я возвращалась из госпиталя в 10 часов вечера и шла одна по черным неосвещенным улицам через полгорода, проходила вокзальный тоннель, дрожа от страха, ведь в те времена все жутко боялись «Черной кошки», свирепствовавшей на улицах города».
Продолжение следует...
Констатин Голодяев, сотрудник Музея Новосибирска