Тамара Эйдельман: Тропинка или столбовая дорога?
Тамара Эйдельман: Тропинка или столбовая дорога?
Не так давно я придумала для себя новый жанр – рассказ о «тропинках истории», сюжетах, часто незаслуженно–остающихся за пределами нашего внимания.
И вот, как это ни дико, я вдруг осознала, Господин Великий Новгород, при всей его известности, в нашей истории тоже превратился в своеобразную «тропинку», проходящую где-то неподалеку от «столбовой дороги». В какой-то мере это делалось по политическим соображениям, когда в советское время Новгород, находившийся под подозрительным влиянием иностранцев-варягов, был недостаточно хорош для важнейшего исторического центра – то ли дело Киев, представлявшийся исключительно славянским (хотя это и не так). Теперь по политическим соображениям пытаются забыть о Киевской Руси и поднять на щит «исконно русский» Север.
Но помимо политической конъюнктуры есть и другие факторы. Где живет главный правитель, там и история творится. Жил в Киеве, была Киевская Русь. Жил великий князь во Владимире, и там все основные события происходят. Если великий князь живет в Москве, то история творится там, а все, кто против него, выступают против главного направления в русской истории, а это нехорошо. В Твери восстали в 1327 году против ордынских сборщиков дани, так если почитать учебники, то можно решить, что не слишком хорошо они поступили, а молодец московский князь Иван Калита, который это восстание подавил.
А что было в Новгороде, скажем, в том же XIV веке, мы как будто не замечаем. А ведь там в это время накапливались богатства, начинали строить каменный Кремль, великий Феофан Грек расписал церковь Спаса на Ильине. В церкви святого Николая в немецком городе Штральзунде есть невероятно трогательные изображения новгородцев, вырезанные на дубовых панелях как раз в XIV веке. На них новгородцы с чудесными, заплетенными в косички бородами, охотятся на белок, сбивают их с деревьев, а потом несут продавать рижским купцам. Новгород в то время торговал с половиной Европы.
Но мы все равно замечаем Новгород, в основном когда на него обращает внимание Москва. Иван III совершает свои походы, якобы побеждает Марфу-посадницу и увозит из города вечевой колокол. Вот Иван Грозный через сто лет после своего деда почти стирает прекрасный город с лица земли. В следующий раз упоминания о Новгороде возникают разве что при рассказе о Второй мировой войне.
И это ужасно несправедливо. Новгород – с его удивительной историей, с разнообразным населением – славянами, финно-уграми, скандинавами. Древние поселения, мимо которых с незапамятных времен проходили варяжские ладьи. Бояре, не зависевшие от князя, сами себе хозяева. Новгородское вече,где бояре, решают судьбы города, - основа куда более вольной жизни, чем в других местах. Берестяные грамоты, показывающие, как много людей обоих полов были грамотными. Мальчик Онфим, нацарапавший на грамоте свое изображение в виде воина, побеждающего врага, а еще в виде страшного чудища – и чтобы точно было понятно, приписавший – «Я зверь». Неужели поездки московских князей в Орду важнее всех восхитительных деталей новгородской истории, «многоэтажной» деревянной мостовой, Ярославова дворища, маленьких грибочков-церквей, даже сегодня возникающих в городе на каждом шагу?
Когда сегодня начинаются разговоры о «рабстве, которое в крови у русского народа», о непреодолимом, вечном влиянии Орды и крепостного права на нашу жизнь, то так и хочется сказать – если вы верите, что Орда и крепостничество записаны где-то в загадочном генетическом коде, то значит, там же записаны и традиции новгородского вече, и готовность постоять за Господин Великий Новгород и Святую Софию, и мощные торговые обороты новгородцев. В общем, совсем другая, куда более вольная, открытая самым разным влияниям, связанная с Европой Русь.
И спасибо Валентину Лаврентьевичу Янину за то, что он показал уже нескольким поколениям такую Русь, рассказал нам про мостовые и мальчика Онфима и еще про многое-многое другое и не дал превратить историю Новгорода в боковую тропинку русской истории.