Шоколадная сокровищница города Владимира
В годы моего детства тяга к мистицизму у советской мелюзги утолялась подборкой липовых легенд. К примеру, дворовые авторитеты утверждали, что в аптеке принимают мертвых комаров (минимальная партия плавала от спичечного коробка до стакана), а из фильтров выкуренных сигарет (этих на пунктах сбора вообще чуть ли не мешок требовали) делают лекарство от зубной боли.
Среди подобного изобилия встречался апокрифичный рецепт горячего шоколада – в книгах о буржуйской жизни данный напиток регулярно дегустировался основными и второстепенными героями всех возрастов. Кстати, предлагаемый напиток был реалистичен и безобиден, что в той сборке вообще редко встречалось. И все бы ничего, да большинство доморощенных шоколатье полагало, что горячий шоколад и наше ротфронтовское какао различаются только названием (так доступнее). Тонкие ценители запретных барских забав считали горячим шоколадом то, что сейчас называют шоколадным фондю (так понятнее). И только редкие гении докопались до сути – взбитого на молоке растопленного шоколада (так правдивее).
фото Ключ медиа
В истории лакомства подобных странностей хватает. Начиная с названия – большинство европейских наций используют кальку с испанского. Куда термин перешел непосредственно от южноамериканских индейцев. Вроде он в переводе звучит как «горькая вода». Но штука в том, что такая трактовка является поздней версией лингвистов. Поскольку ни в одном из источников той поры (если брать колониальный период) нет внятного объяснения этимологии, да и упоминания нет. Хотя сам шоколад уже есть. Правда, под другими именами. Причем всегда разными и исключительно описательными. Мол, странный напиток тамошних жрецов, вождей или еще как похоже.
Тут, конечно, версия с «горькой водой» приходится к месту. Ну потому что европейцев с напитком познакомил Кортес в лихие 1520-е. Но, надо сказать, новинка никого не впечатлила – слишком горько и непривычно. Поскольку тогда напиток готовился из тщательно перетертых какао-бобов, затворенных на воде и щедро сдобренных крепким перцем. Потреблялось это зелье исключительно в холодном виде. Пили верховные правители, жрецы и отличившиеся воины. Такая своеобразная альтернатива нынешней орденской системе. Которая неплохо мотивировала, поскольку шоколад считался крайне престижным и дорогим. У индейцев. Европейцы, как уже сказано, привыкли мотивироваться иначе.
И все же над этими экзотическими бобами в Европе продолжали мудрить. В итоге перец заменили сладким сиропом (мед или сахар), а холодную воду порешили обратить в горячее молоко. Получив вполне себе европейское по духу лакомство. Правда, весьма дорогое. Зато крайне полезное – врачи приписывали какао противовоспалительное, ранозаживляющее, тонизирующее, возбуждающее средство в выраженным антидепрессивным действием. Неудивительно, что напиток тогда продавался в аптеках. Причем готовили его индивидуально, приноравливаясь к пожеланиям и вкусу конкретного покупателя – штука-то была страсть какая дорогая. Кстати. Напиток содержал такое количество масла (его в исходном сырье препорядочно), что приходилось сгонять его с поверхности готового напитка ложкой.
Большинство чудодейственных характеристик какао-напитков не подтвердилось, а вот борьбу с депрессией признали все исследователи. Хотя в механизме действия так и не разобрались. При употреблении шоколада и продуктов на его основе уровень депрессии снижается в разы. А вот привыкания или зависимости к лекарству так и не обнаружили. Что как-то непонятно, непривычно – ибо слишком уж хорошо.
Еще какао рекомендуют пить спортсменам для восстановления мышц после сложных тренировок – такое питье способствует весьма спешной регенерации, да еще и превосходит по ряду параметров специальные напитки, созданные специализированными лабораториями уже в наше время. Так что не зря майя (а следом за ними ацтеки) почитали чоколатль за воинский напиток.
По легенде в Россию шоколад, вполне ожидаемо, завез Петр I (хотя никто точно не знает на самом деле - так ли дела обстояли). Пока как баловство для состоятельного меньшинства. Цена на продукт кусалась и новинку до самого XIX столетия могли себе позволить ну очень богатые люди. Причин чему несколько. И сложность логистики (дерево, дающее какао, произрастает исключительно в экваториальной зоне), и проблемы длительного хранения, и дороговизна тогдашних технологий обработки, и мода. Григорий Потемкин, желая демонстрировать жизнь на широкую ногу, пил шоколад раз пять или восемь на дню, закусывая его ветчиной или цыпленком.
Все изменилось в 1828 году – голландец Конрад ванн Хаутен нашел недорогой способ получения масло какао из тертого какао. А масло это, как оказалось, легко переносит длительное хранение и тяготы транспортировки. Но водой его разбавлять уже не так вкусно. И оттого кулинарам пришлось усиленно пошевелить мозгами. Отчего довольно скоро во Франции и Британии научились готовить твердый шоколад. Который крайне скоро вытеснил из рациона европейцев прежний жидкий вариант. Тем более что в тех же локациях к 1842 году уже производили плиточный шоколад, оказавшийся крайне удобным и практичным с позиций потребителя.
Тогдашний твердый шоколад в наших магазинах продавали бы как горький. Хотя не факт, что в наш избалованный век нашлось бы так уж много ценителей – консистенция деликатеса была еще непривычнее, чем вкус. И вид непрезентабельный, и зернистая фактура. Что многим не нравилось еще тогда. И попытки придать изыску презентабельность не оставлялись.
Успех пришел в 1875 году. Швейцарец Петер добавил в исходную массу сухое молоко, что смягчило конечный вкус – появился молочный шоколад. Партнер Даниэля Питера Анри Нестле наладил массовое производство нового десерта. Хотя к внешности продукта потребительские претензии по-прежнему не утихали.
В 1879 еще один швейцарец Рудольф Линдт придумал конширование – длительное, тонкое и неспешное перетирание исходной сухой смеси компонентов. Что сразу обратилось в нужную консистенцию шоколада и качественное распределение добавок в общей массе, да еще и экстерьер подправило – шоколад стал блестящим, однородным и менее капризным в хранении. А уж сразу после этого производители шоколада массово наплодились во всех частях света.
В России тремя шоколадными китами стали братья Леновы, Фердинанд Эйнем и Алексей Абрикосов. Именно их заводы и фабрики после революционной приватизации стали тремя основными кондитерскими гигантами СССР. Правда, приблизительно до 1965 года шоколад в Союзе относился к праздничным изыскам – особого дефицита не было, просто дороговато выходило. Потом сумели удешевить технологию, что сделало шоколад более доступным.
На мою долю шоколадной нехватки не выпало. И шоколад я пробовал не так чтобы часто, но вполне регулярно. И все эти оберточные миниатюры помню преотлично. А в СССР шоколадное разнообразие реально существовало. «Аврора», «Цирк», «Сказки Пушкина», «Аленка», «Спорт», «Гвардейский», «Малыш», «Приз», «Особый», «Привет», «Любимый», «Финиш», «Сонет», «Рыжик», «Седьмое небо», «Конек-горбунок», «Золотой ярлык», «Сливочный». Это только то, что я помню навскидку. Правда, помню исключительно визуально – вкус советского шоколада для меня неразличим, хотя перечисленные марки довелось пробовать все. Разве отдельные дольки московского «Вдохновения» выделялись приятной и благородной горечью. А так примерно одинаково все выходило…
Сам шоколад материален только короткое время от производства до употребления. Зато от него остается мемория – несъедобная упаковка. Шоколадные обертки в мою пору копили девочки в возрасте от 6 до 12 лет. Еще эти душистые бумажки годились для игры в фантики. И оттого коллекционирование шоколадных оберток мне кажется делом каким-то несерьезным или сопутствующим увлечением, помогающим иллюстрировать какую-то заданную эпоху. И, как оказалось, напрасно. Потому что у нас во Владимире живет Олеся Дрозд, которая относится к фантикам совершенно иначе. Словом, это тот человек, что разворачивает все без исключения шоколадки предельно аккуратно, бережно и трепетно.
По ее признанию, собирательством заболела лет в восемь. Причем первые две коллекции оказались вероломно уничтоженными родителями – тщательно подобранное собрание бумажек посчитали за мусор и беспардонно выбросили. Третью партию дорогих экспонатов пришлось прятать в шкафу, а доступ в хранилище затруднять сооружением силков, новопридуманных западней из веревочек, резиночек и секретиков. С этой третьей экспозиции все и началось. Родители обнаружили и ее. Но, оценив глубину обороны и хитроумность защитных сооружений, осознали степень увлеченности дочери, после чего дали добро на собирательство, по мере сил одерживая поддержку чаду в этом не совсем понятном для них увлечении.
На сегодняшний момент у Олеси свыше 15 000 (пятнадцати тысяч) шоколадных оберток их 73 стран мира. Возможно, это самая большая коллекция в России – ближайшие серьезные конкуренты обитают в Словакии и Чехии. А меж тем, наш отечественный коллекционер метит в Книгу рекордов России и наводит творческие и культурные мосты с другими увлеченными людьми, так или иначе связанными с шоколадом. К слову, сейчас многие коллекционеры приобретают обертки непосредственно в типографиях, в только что отпечатанных листах. Олеся честнее – она принципиально собирает только те, в которых побывала шоколадка. Это честно, как мне кажется.
Среди Олесиных знакомых – Дом шоколада Империал Ильи Матвеева. Это такое полусемейное предприятие, работающее недалеко от Золотых ворот – на самом что ни есть туристическом маршруте нашего города. И автор данных строк даже удостоился чести побывать в этом интересном месте на мастер-классе. В сухом остатке – приятные впечатления и самолично украшенные шоколадные кругляши, гордо называемые медиантами – это такая французская печенюшка из шоколада с примесью украшений.
В этом небольшом музее я узнал довольно много историй, связанных с шоколадом. Попробовал тот самый горячий напиток европейской знати XVII столетия (второй раз в жизни) и удивился непривычным, хотя и вполне приятным вкусовым сочетаниям. Например, сушеной оленины с молочным шоколадом. Или горькому шоколаду с перцем и апельсином. Еще изучил шоколадную карту мира (пусть и довольно бегло) да попробовал крафтового шоколада. Надо признать, такой опыт стоит отнести к категории приятных.
Позднее меня впечатлили подборки шоколадных оберток, рассортированных по странам – их так и надо изучать. Потому что с такого ракурса проявляется особенность восприятия художников, работавших над созданием оберток. Тут явно прослеживаются различные школы – скажем, немного избыточно яркая российская и весьма винтажная чешская. Сдержанная польская и менторская, точно старая дева из церковно-приходской школы, немецкая. Как ни крути, а Ролан Барт и Мишель Фуко чертовски верно угадали со своим структурализмом. И я в очередной раз в этом убедился на таком простом, привычном, но незаслуженно игнорируемом, материале. Хотя шоколад мы все любим. Просто не все им так увлечены, чтобы сделать его профессией или делом всей жизни. И хорошо, что такие сумасшедшие на нашем пути все же встречаются. Потому что это делает наш мир чуть сложнее и чуть ярче, чем мы того заслуживаем.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции