Рак, домашнее насилие, ВИЧ. Воронежцы рассказали, что причинило им боль
В Воронеже состоялась премьера российско-датского спектакля «Как я выжил» театрального проекта «Город. Разговоры». Его сделали московский драматург Валерий Воронецкий и актриса Никитинского театра Марина Демьяненко. Ребята с командой кураторов собрали истории о выживании воронежцев.
Идея проекта в том, что обычные люди, не актеры, выходят на сцену и честно рассказывают свою историю преодоления. На разных импровизированных сценических площадках Воронежа в одно время прозвучали истории людей с ВИЧ-инфекцией, переживших домашнее насилие и болезнь близких, знающих внутреннюю кухню детдомов и т.д.
Корреспондент «Горкома36» записал истории, прозвучавшие в танцевальной студии Understand.
Михаил Кустуров: «Забота о маме легла на нас, несовершеннолетних пацанов»
«Это был 2010 год. Мне было 17. Я был в Москве на V Всероссийском фестивале паркура. Мне было весело, я молодой, мне еще нет 18, а я уже в большом городе. В Москве! Я на подъеме. Но, приехав в Воронеж, домой, я обнаружил, что мамы дома нет. Подумал: «Ну, ок, может, задержалась где-то». Позже позвонил, она трубку не взяла. Я не придал значения, уснул.
На следующий день – тренировки, тусовки… Обычная жизнь 17-летнего пацана летом. Вечером пришел домой – мамы снова нет. Уже стал волноваться, странно, ведь она обычно оставляет записку, либо звонит – находит способ предупредить. Набрал тете: «Вы не знаете, где мама?» Ответила, что у нее, но к телефону не позвала. Сказала, что спит, вечер уже был, но не поздний, часов 10. Ну, ладно.
Прошло несколько дней. У меня все, как обычно. Паркур, лазаю по крышам. Но мамы нет. Я заволновался, что за фигня нездоровая происходит? Снова позвонил тете с вопросом, когда мама вернется. Был сложный разговор, она мялась, говорила, что чего-то не может. В итоге призналась, что обещала моей маме ничего не рассказывать мне. Но я же в неведении! По ходу разговора все же выяснилось, что мама в монастырь ушла. Я опешил: «В смысле в монастырь?» Ого!
Я поехал к маме, узнать, как дела, зачем она это сделала. Выяснилось, что у мамы рак оказался. Последняя стадия – это все… Об этом никто не знал! В самый последний момент она призналась в этом тете, моему отцу, и вот она говорит это мне… Я наблюдательный человек, но не замечал ничего такого, что могло бы говорить о болезни. Перед тем, как уехать в Москву, мы с мамой катались на роликах! Она была веселая и жизнерадостная, а теперь она говорит мне, что у нее последняя стадия рака… Вообще жесть! И только тогда я разглядел в ней какие-то изменения, увидел, как ей тяжело. И это прям резко, щелк – и все… Как такое может быть?
Мы забрали маму. Все помогали, даже отец, а они с мамой были в разводе. Но многое легло на нас с братом – мне 17, ему 12. Забота о маме легла, в том числе на нас, несовершеннолетних пацанов. А-а-а! Это было тяжелое время. Мама все время просила меня ей помогать. Я все время что-то делал и не понимал, когда это закончится. Я много дней подряд почти не спал, отрубался на 20-30 минут, потом снова вставал и что-то делал. Сейчас я даже не могу вспомнить, сколько она так лежала – две недели или три… Для меня это был один сплошной большой день, когда я спал только потому, что меня вырубило. Мама все время зовет!
Я помню, как однажды она меня попросила – переставь мебель в комнате. Вот нафига?! Но ей так хотелось. У нас в этой комнате стоял диван и телевизор, я тут играл в приставку, когда был помладше. И не знаю, откуда во мне был страх, но, играя, я иногда наклонялся над спящей мамой и слушал, дышит ли она. И она даже прикалывалась надо мной, говорила: «Да дышу я, дышу». После этого мы, конечно, делали перестановку, и вот, уже в агонии, она просила меня вернуть, как было.
Мама просит, значит, надо сделать. Словом, было много вещей, которые меня угнетали. В тот момент я еще встречался с девушкой, и она говорила мне, что любит. Но, когда я хотел с ней поделиться своими трудностями, когда вся моя мечта была просто поспать, немного отдохнуть, она говорила: «Что ты себя ведешь, как тряпка?» Было странновато. Но я сглаживал углы, мне было не до разборок. У меня мама лежит и умирает, я не сплю, вот в чем я тряпка? Сложный тоже для меня момент.
В одно утро маме сделалось плохо. Брат побежал в аптеку, мы вызвали скорую. Приехали врачи, проводили с ней какие-то медицинские манипуляции. Я вышел на кухню, и почти сразу за мной пришел врач: «Ваша мама умерла». Один из врачей уже предлагал уйти, но второй не согласился, сказал: «Мы не можем, здесь дети». Я звоню тете, сообщаю, что мама умерла, звонил кому-то еще, что-то говорил. Я даже не помню точно, как это было, потому что испытывал состояние вакуума. Нет эмоций. Стремное ощущение.
Пока ждали родственников, я зашел к маме в комнату, и она вдруг стала дышать, даже врачи побледнели, ведь они констатировали смерть. Повисло напряжение. Оказалось, что физически она еще была жива, но все уже прощались, у мамы была агония, она говорила что-то несвязное, но не уходила. Я стал думать, что я к этому причастен, ее что-то беспокоило. Я сел к маме, погладил ее, сказал, что я ее люблю, что мне уже скоро 18, я не дурак, я не пропаду и о брате позабочусь. Мама, не беспокойся… И только я вышел, и все… Все…».
Маша: «Голова была похожа на тыкву – одна часть нормальная, другая помятая» (попросила не фотографировать и не называть фамилию)
«Примерно год назад я была замужем и развелась. Саша – классный парень, мы с ним были вместе шесть лет, но у нас не сошлись жизненные ориентиры. Почти сразу после развода я встретила другого, того самого. История о нем и будет. Я его знала давно, около десяти лет. Мне тогда было тяжело, я переживала развод, закончился большой этап в моей жизни. И тут на горизонте – он. Списались, встретились, стали общаться плотно и сошлись.
Он пил. Я не думала сначала, что это серьезно, потому что все мы выпиваем. Но оказалось, что некоторые выпивают чуть больше, чуть чаще и чуть хуже. Спустя некоторое время отношений мы с ним все-таки съехались. Чего нам терять? Какие-то триггеры я должна была бы замечать уже тогда, но я не замечала. Не знаю, почему.
Когда мы начали жить вместе, я увидела, что парень не просто выпивает по праздникам, а натурально заливается. Я, разумеется, пыталась с ним разговаривать на эту тему, ставила ему ультиматумы, но это не помогало совершенно. И в какой-то момент все сломалось окончательно.
Ситуация. Мы сидим на кухне. Он бухает, а я пытаюсь с ним об этом поговорить. И вот в какой-то момент меня просто толкают. Тогда меня избили впервые. Помимо физического насилия был еще и постоянный моральный прессинг.
После развода у меня осталась куча фоток, я их никогда не пересматриваю, не ностальгирую. Но и не удаляю, там классные пейзажи. Жалко. В какой-то из дней я вытащила флешку из телефона и оставила ее дома. Как человек, который никогда не полезет в чужие переписки, я и подумать не могла, что он пойдет на такое. Но он решил посмотреть, увидев там снимки с моим бывшим мужем. Закатил такой скандал! А я работала в ночь, пришлось каждые 20 минут бегать в курилку и объясняться. А он не понимал, и это продолжалось всю ночь.
Среди прочих снимков там была фотография, где Саша лежит в обнимку с игрушечной акулой. Я за ней специально ездила в Ростов, так она была мне нужна. Этот мой пассажир просто взял и выбросил ее из ревности. Фотографии тоже, естественно, он удалил, что обидно. Там были фотки из Грузии.
У него были жуткие проблемы с ревностью. Он постоянно думал, что я с кем-то общаюсь помимо него. На этой почве он периодически срывался. Однажды он кинул в меня утюг, потом пытался его включить, из-за этого выбило пробки в квартире, а чинить все пришлось мне.
В общем, когда это произошло в первый раз, с утра он долго извинялся, говорил, что не понимает, как это произошло, что это больше никогда не повторится. Бла-бла-бла. Но повторилось. На четвертый раз все было максимально плохо. Его друг сказал ему, что сто лет назад видел меня с каким-то парнем, а я на тот момент была свободной девушкой. Казалось бы, какая разница? Но нет. Он отобрал у меня сим-карту, что-то написал тому парню, что-то они там обсудили. Потом мой пассажир уехал и вернулся бухой с тем самым другом. Я на него посмотрела и вдруг поняла, что что-то не то происходит. Настолько не то, что свалить надо было еще вчера. Но…
У меня было всего секунд 30, чтобы что-то попытаться объяснить, но не вышло, он сразу набросился на меня с кулаками. Он меня очень сильно избил. В какой-то момент у меня получилось вырваться, я схватила рюкзак, в котором лежало лезвие (купила заранее), забежала на балкон, и сильно порезала руку. Все обалдели, конечно, и только поэтому, наверное, он выпустил меня из квартиры. Я выбежала, написала друзьям слезливую «телегу». Друзья быстро приехали и вызвали скорую. Рука на тот момент меня, конечно, волновала, но не так сильно, как голова. Она была похожа на половинку тыквы – одна часть нормальная, другая помятая. Меня забрали в больницу, а начальнику с работы я написала, что упала с лестницы, и у меня сотрясение.
Друзья вызвали мою матушку. А родители не знали, что я с кем-то живу. После развода с Сашей, к которому они хорошо относились, они тоже переживали, я решила, что не буду их травмировать и говорить им, что с кем-то съехалась. Эта история, казалось бы, должна была закончиться, но нет. После этого последовал долгий период выселения этого человека из моей квартиры. Я периодически только приходила домой, чтобы взять какие-то вещи, старалась выбрать время, когда его не было в квартире. Но все же мы пересекались, разговаривали о том, что делать дальше. Речь шла даже о возвращении отношений, но их точно надо было хоронить.
И вот мы сидели на кухне, он начал докапываться до меня по поводу того, что у меня явно кто-то был, пока мы с ним встречались. И он не нашел ничего лучше, как встать, зайти мне за спину, снять с меня очки, запрокинуть голову и замахнуться вилкой над глазом. У меня случилась истерика, меня трясло. Тогда он решил меня успокоить, мы сидели уже на диване в комнате, но достал из-под подушки еще одну вилку. Меня отпустило по щелку, я перестала рыдать, стала орать так, что меня на четырех этажах слышали. Все, больше мы с ним не разговаривали. Я больше не приезжала туда, ждала, когда он уйдет с той квартиры, потом перестала ее снимать, в тот район я больше не возвращалась.
Отношения эти были долгими. И за все это время никто, кроме одной моей подруги не знал, что что-то не так, потому что стыдно. Ты не понимаешь, как об этом кому-то рассказать, хотя я уже начиталась подобных историй других людей, знала, что это может произойти с кем угодно. Но никогда же не думаешь, что это может произойти с тобой. Как об этом сказать? Молчала я долго, но после того, как эта история закончилась, мне стало сложно общаться с теми людьми, которые в самый лютый момент были рядом.
Я думаю, почему я не уходила? А я не знаю, до сих пор не знаю, почему. Даже если ты знаешь все инструкции, как действовать в аналогичных ситуациях, в твоей истории они тебе все равно не помогут. В этом периоде моей жизни только один плюс – я научилась замазывать синяки. На работу все равно приходилось ходить. Есть одно средство классное, которое офигенно замазывает. Им, наверное, татуировку можно перекрыть.
Что с ним сейчас, я не знаю. Но, как минимум, он жив. И периодически шлет мне странные сообщения».
Спектакль «Как я выжил» сыграли также в пельмень-баре «Олень», баре «Редакция» и в мастерской «Дай пять». На каждой из площадок объединили по две-три истории. Одной из самых резонансных стала, пожалуй, история Ирины Дубровиной, жительницы Воронежа, которая около 15 лет живет с ВИЧ и рожает со своим статусом здоровых детей. Валерий Воронецкий рассказал «Горкому36» о своем страхе за Ирину. Он боялся, что не все воронежцы (а заранее не сообщалось, где и какая история прозвучит, зрители приходили вслепую) адекватно воспримут рассказ ВИЧ-инфицированной женщины, однако зрителей это ничуть не испугало. Ирина Дубровина уже была героиней наших публикаций, почитать материал о ней можно по ссылке.