Рустем Шайахметов: «Даже если бы «Башнефть» полностью отошла кому-то, это не самое важное»
Уфимский экономист о том, почему Башкортостан не может догнать и перегнать Татарстан
«Этнократия в Башкортостане до сих пор присутствует, просто ее возможности значительно сузились», — полагает экс-глава Торгово-промышленной палаты РБ, экономист Рустем Шайахметов. По его мнению, главная причина отставания Башкортостана от Татарстана — это не потеря нефтяных активов, а непросчитанные решения властей. Кроме того, как он считает, РТ удобна федеральному центру как хорошая витрина успехов Российской Федерации, поэтому разрушать ее не будут, что бы ни принес закон о региональной власти. О том, почему команде Хабирова не удается наверстать отставание и в чем Башкортостан хочет равняться на соседей, — в интервью «БИЗНЕС Online».
«Этнократия в Башкортостане до сих пор присутствует, просто ее возможности значительно сузились»
— Рустем Раисович, не так давно спикер Госдумы РФ Вячеслав Володин задал депутатам вопрос: почему Татарстан вышел вперед, если изначально «Башкортостан экономически был сильнее и возможностей у него имелось больше»? Якобы если депутаты найдут ответ на этот вопрос, то поймут, зачем нужен скандальный закон о региональной власти. Как вы считаете, почему Татарстану удалось обойти «изначально более сильный» Башкортостан?
— Во-первых, я бы не стал говорить, что Башкортостан был экономически сильнее. Правильнее будет сказать, что у него определенные позиции были лучше, это действительно так. Но речь идет о разнице в 3–5 процентов, это незначительно.
Татарстан вышел вперед за счет того, что у вас принимались и принимаются в целом более просчитанные решения. А в Башкортостане руководство принимало больше произвольных решений. Вместе с тем в обеих республиках оно серьезно относилось к вертикали власти и обеспечивало исполнение принятых решений. Это касается и прошлого, и настоящего.
Еще раз подчеркну, что исполнительская дисциплина у нас в республике тоже достаточно высокая. Но в Татарстане решения больше просчитаны с точки зрения экономики и социальных последствий. Здесь нам есть чему поучиться. В свое время наш премьер-министр Андрей Назаров сказал: «То, что Татарстан вырвался вперед, не столько достижение Татарстана, сколько упущение Башкортостана». С этим я совершенно согласен, потому что мы приняли много стратегических решений не в том направлении.
— Какие именно решения?
— Речь о том, что мы решили оставаться на уже существующей базе: нефть, нефтехимия, сельское хозяйство. Они сейчас важны, но не являются драйверами ускоренного развития. Сегодня нужно делать упор на цифровые технологии, биотехнологии; в Башкортостане можно развивать органическое земледелие, туризм и медицинский туризм и так далее. Но у нас этим никто не занимается, вернее, подходят к такому слишком формально.
— А вы не связываете экономическое отставание с неоднократной сменой власти в регионе?
— Это тоже повлияло, потому что система передачи власти была не самой лучшей. Скажу так: в Татарстане больше уважают своих предшественников, чем у нас, здесь. Я не хочу сказать, что они все белые и пушистые, но без уважения к ним формируется неуважение к новым руководителям. Надо помнить все: и хорошее, и нехорошее. У предыдущих руководителей Башкортостана было много такого, что следовало бы продолжить.
— Есть точка зрения, транслируемая частью политической элиты в Башкортостане, что потеря контроля над «Башнефтью» и смена руководства республики имеют для нее и позитивные последствия. В частности, якобы удалось избавиться от так называемой этнократии. И наоборот, в Татарстане устойчиво мнение, что этнократия — это хорошо: дескать, местные кланы сами здесь живут и не допустят кризисов, на что способны варяги.
— Этнократия в Башкортостане до сих пор присутствует, просто ее возможности значительно сузились. Вообще, я считаю, что неважно, кто является собственником того или иного актива, главное, чтобы он эффективно работал, приносил доходы бюджету и решал проблемы занятости, экологии и так далее. Даже если бы «Башнефть» полностью отошла кому-то, это не самое важное. Главное, чтобы у нас была экономическая система, которая решала бы наши проблемы. В Татарстане многое завязано на «Татнефти», но если взять доходы, то они ведь идут не только от нее. Тот же малый бизнес приносит Татарстану в 3 раза больше, чем Башкортостану. Это значит, что у вас больше эффективности в поддержке малого бизнеса. Поступления НДФЛ тоже больше. И я не думаю, что серый сектор у нас больше развит, чем в Татарстане. Это значит, что люди действительно в РТ получают больше, чем у нас, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
«Мы цепляемся за старое, что такое «Башнефть» и «Татнефть» — система, созданная нашими отцами и дедами»
— То есть вы не считаете потерю республикой контроля над «Башнефтью» и отстранение от власти клана Рахимова каким-то Рубиконом, который кардинально изменил республику?
— Понимаете, мы цепляемся за старое, что такое «Башнефть» и «Татнефть» — система, созданная нашими отцами и дедами. Мы данную систему поддерживаем, и она дает доход. Но доля нефтегазового комплекса во всем мире падает. К примеру, у вас есть хороший проект KazanExpress. Если я не ошибаюсь, он за год увеличил свои объемы кратно. Значит, он и налоговые платежи во столько же раз увеличил. Таких «единорогов» у нас в Башкортостане нет, а они должны быть, и тогда у нас начнет хорошо развиваться экономика.
— Когда оказались проданы предприятия ТАИФа, некоторыми в Татарстане это было воспринято панически: «все пропало», «Татнефть» станет следующей, все пойдет по сценарию Башкортостана. С вашей точки зрения, если я правильно понимаю, ничего не пропадет даже в этом случае, просто надо развивать новые отрасли.
— Совершенно верно. Посмотрите, как Сингапур ускоренно развивается и за счет чего. В 70-е годы он активно развивал нефтепереработку, нефтехимию. А потом срочно перешел на цифровые технологии, и теперь IT-технологии их хорошо кормят. А сейчас они ускоренно развивают биотехнологии, и лет через 20 последние Сингапур будут кормить лучше, чем нефтегазовый комплекс. Нам тоже надо идти вперед и смотреть, что в мире развивается.
— Но нефтяные деньги не будут лишними, чтобы развивать все эти новые направления.
— Любые деньги нелишние.
— Но все-таки вы видите связь между уменьшением социальных расходов и пертурбациями во власти Башкортостана? Условно, что при Рахимове социальные обязательства выполнялись лучше, чем при Хамитове или Хабирове.
— При Рахимове было больше власти и больше денег оставалось в регионах. Многие федеральные структуры тогда финансировались за счет республиканских средств, а теперь их содержит федеральный центр. Сейчас 40 процентов доходов бюджета Башкортостана (70 миллиардов) — это федеральная помощь. У вас меньше, 48 миллиардов, если я не ошибаюсь. Нам федералы помогают больше, чем Татарстану.
— Можно сказать, что преемственность татарстанской политической власти конвертируется в экономическое развитие?
— Скорее важно сохранение преемственности экономической политики даже при смене политической власти. Ускоренное развитие любой территории определяется развитием инфраструктуры. А это долгоиграющая вещь. Ты сегодня тратишь, через 5–7 лет все будет возведено, а экономическая эффективность наступит через 15 лет. Такая преемственность развития инфраструктуры и экономической политики привела к тому результату, который имеет Татарстан. Экономика — это большой корабль, который нельзя взять и резко ускорить. Башкортостану тоже надо что-то предпринимать, но стратегических решений я не вижу. У нас больше эмоциональных и произвольных решений, которые бьют по следствиям, а не по причинам.
Например, у нас много говорят об объединении университетов и создании кампуса. Но даже если мы в Башкортостане будем выпускать суперспециалистов и не предложим места согласно их компетенциям, то они уедут. А за экспорт специалистов никто не платит. Нужны инновационные площадки, а для этого, в свою очередь, необходимы четкие цели и задачи. Как с Иннополисом, где достаточно четко все было описано с самого начала. В ОЭЗ средняя зарплата сейчас 120 тысяч рублей. Это хорошие деньги, потому молодежь там остается.
А у нас создают кампус. Но, оттого что студенты будут хорошо жить во время учебы, они не станут оставаться в Башкортостане по ее завершении. У нас многие уезжают в Татарстан, Москву, Питер, Самару, Нижний Новгород. Важны условия работы и проживания. Я сам уфимец в третьем поколении и очень люблю Уфу, но признаю, что в Казани более комфортная городская среда.
— Комфортная городская среда в Казани создана в большой степени привлечением федеральных денег под крупные спортивные проекты.
— А кто мешал Башкортостану?
— Вы согласны, что Татарстан лучше лоббирует свои интересы на федеральном уровне?
— Соглашусь. В свое время я руководил Торгово-промышленной палатой республики и сталкивался с тем, как государственные органы Татарстана лоббировали свои интересы в федеральных структурах. Очень хорошо справлялись и 20 лет назад, и сейчас. Понимаете, в РТ лучше решается вопрос коммерциализации. Ведь одно дело — реализовать проект, другое — потом его поддерживать. Например, сравните набережные Казани и Уфы. У нас в нее вложили уже свыше 12 миллиардов рублей, но это мертвая зона, там нет транспортной доступности, и она теперь генерирует убытки. А набережная Казани генерирует доходы.
— Неужели это не очевидно для администрации Хабирова?
— Я сталкиваюсь со многими из них по работе и могу сказать, что они больше ориентированы на то, чтобы точно в срок исполнить указание главы. А последствия их мало волнуют. Сказали построить — построят, на этом все.
«Ощущение, что Хабиров рассчитывал выехать за счет высокой исполнительской дисциплины, но в экономике нельзя просто махать руками»
— Когда Хабиров вступал в должность в 2019 году, то ставил задачу к 2024-му ввести республику в пятерку регионов по инновационному развитию и увеличить валовый региональный продукт до 2 триллионов. Насколько Башкортостан приближается к этим целям?
— Насчет 2 триллионов — такого мы достигнем. Но это не столько достижение, сколько упущение, ведь у Татарстана, если я не ошибаюсь, будет порядка 3 триллионов уже в этом году. Насчет пятерки лидеров — тут нужно учитывать население. Башкортостан — большой регион, по численности 7-й в России. Чтобы войти в пятерку регионов по инновационному развитию, нам надо резко повысить социально-экономическую эффективность. А с этим у нас большие проблемы. У нас очень часто берутся за громкие проекты, не просчитывая, насколько они будут эффективны и нужны. Например, у нас в Уфе есть проект «Восточный выезд», это соединение двух федеральных трасс. Но рядом расположен такой же транспортный коридор, не сильно отличается. Потому 40 миллиардов рублей — это очень большая цена за решение проблемы. Можно было сделать значительно дешевле, а данные деньги направить на совершенно другие нужды. Уфа находится на полуострове, на месте соединения трех рек, и соединение с уфимским полуостровом неудобное. Существующая система уличной дорожной сети очень неэффективна. Есть вариант, который архитекторы предлагают уже около 30 лет, как все это соединить и решить все проблемы. Но на это у нас денег нет, мы их потратили на «Восточный выезд». 3,5 миллиарда рублей будет выплачиваться ежегодно концессионерам по соглашению.
Или другой пример: недавно приняли два закона, которые предоставляют «Башнефти» налоговые льготы на 3,2 миллиарда рублей. На эти деньги тоже можно было бы что-то создать. И все, кто занимается бюджетом, понимают, что такие льготы предоставляются за счет урезания социальных программ.
— В случае с «Восточным выездом» почему применяется такое экономически неэффективное, по вашим словам, решение, как это объясняется?
— У нас обычно говорят так: «Это очень сложное инженерное сооружение, которое мы сумели создать и решить вместе с тем кучу инженерных и геологических проблем». Но серьезных экономических обоснований нет. Вот сейчас готовится мост через Белую в створе улицы Интернациональной. Из аргументов я услышал только одно: «Ну проект же уже сделали. Надо строить». А этот мост не решает стратегических задач, только локальные. В то же время затраты на его возведение в ценах трехлетней давности — это 24 миллиарда рублей. Я не сомневаюсь, что все будет построено, но эти деньги забрали из других вещей. Например, у нас большой дефицит кадров в здравоохранении. У многих регионов дефицит, но у нас он усугубляется тем, что у нас очень большая доля сельского населения. Треть республики проживает в сельской местности. Если бы эти средства направили туда, качество жизни там бы улучшилось.
— Можно говорить, что в данном случае идет лоббирование интересов строителей?
— Строителям вообще без разницы, где строить. Просто есть бюджет, который надо осваивать. И, вместо того чтобы грамотно оценить, куда потратить деньги, говорят: «А давайте сюда». Чтобы вы понимали, на строительство дорог местного значения в следующем году у нас будет потрачено 3 миллиарда. А эта концессия на строительство «Восточного выезда» станет забирать по 3 миллиарда в год следующие 15–20 лет. В Уфе на строительство дорог потратят 1 миллиард рублей — в 3 раза меньше, чем на эту концессию.
— Возвращаясь к экономическим целям Хабирова, за счет чего он планирует их достигать?
— Как я сказал, у нас делают упор на уже существующие отрасли. Но давайте говорить серьезно: нефть не сможет никому обеспечить высокий потенциал экономического развития. «Зеленая экономика» задает повестку дня. Что касается IT-технологий, то в Татарстане реализуется успешно проект «Иннополис». Так получилось, что я о нем хорошо знаю, и скажу так: это один из лучших проектов в Европе, не только в России. У нас даже близко нет такого проекта. Есть «IQ-парк», очень много мы уже о нем говорим, вложен не один миллиард, а ни одного проекта еще не осуществлено. Это показатель: заявления есть, но путей решения не обозначено. У меня сложилось ощущение, что Хабиров в целом рассчитывал выехать за счет высокой исполнительской дисциплины, которая при Хамитове (предыдущий глава Башкортостана Рустем Хамитов — прим. ред.) действительно была слабой. Но время показывает, что исполнительской дисциплины недостаточно, чтобы повысить экономические показатели. В экономике нельзя просто махать руками, она любит спокойную работу на долгосрочную перспективу.
Хороший пример: в Благовещенске была компания по производству беспилотников для сельского и лесного хозяйства, она уже начала что-то производить, но в итоге переехала в Челябинскую область. Значит, там условия оказались лучше. Это индикатор эффективности деятельности наших чиновников в данном направлении.
— Цены на сырье и продовольствие сейчас высокие, да и Татарстан построил не только Иннополис, но и нефтеперерабатывающий завод «ТАНЕКО». То есть продолжает вкладываться в «старые» отрасли.
— Существующие отрасли нас кормят, да. Поэтому власти Башкортостана, например, намерены дальше развивать салаватский нефтехимический узел. Но приоритет надо давать новым направлениям. В Татарстане это делается, а в Башкортостане фактически нет.
Сейчас цены на сырье и продовольствие высокие, но это результат того, что перед этим все встало. Произошел дефицит, который отразился на ценах. Сейчас маховик раскручивается, и рынок продавца снова сменится на рынок покупателя. Такие качели всегда будут, но у сырья они особенно амплитудные.
Не надо отворачиваться от старых технологий, но приоритет нужно давать новому. Есть секторы, которые сейчас интенсивно развиваются, нам необходимо успеть туда заскочить, захватить свою долю рынка и потихоньку его отстаивать. Элементарно то же органическое мясо и молоко в 2–3 раза дороже, и оно находит сбыт, потому что люди хотят потреблять здоровую продукцию. В Башкортостане для этого есть экологически чистые районы, но они не брендируются. А если их назвать, к примеру, «Зеленым уголком Укала», то только за счет брендирования можно повысить цену на 15–20 процентов.
«Комфортность проживания в Уфе ниже, чем у многих городов-миллионников»
— Как вы оцениваете вклад особых экономических зон в развитие экономики Башкортостана? Смогут ли они стать драйвером экономического развития региона?
— Нет. Давайте смотреть, у вас же уже есть работающий пример, самая лучшая такая зона — это «Алабуга» (признана лучшей промышленно-производственной ОЭЗ России в 2020 году — прим. ред.). Там где-то 200 миллиардов инвестиций накоплено за все время ее существования с 2006-го (фактические инвестиции резидентов составили 151,7 млрд рублей — прим. ред.). В то же время у вас объем инвестиций только в этом году порядка 700 миллиардов рублей (минэкономики РТ сообщало о планах привлечь в 2021-м 662,9 млрд рублей инвестиций в основной капитал — прим. ред.). То есть вклад «Алабуги» — это какие-то проценты, он некритичен. Тут нужно скорее смотреть, какие задачи они решают. Если это новые технологии, то да. А если старое производство, которое туда заходит для уменьшения налоговой нагрузки, то это просто легальный уход от налогов, за счет подобного бюджет теряет средства, потому что налоговые преференции в итоге снижают доходы бюджета.
— Тут можно возразить, что зато региону удалось переманить предпринимателя из какого-то другого субъекта.
— Но сумма-то все равно получается незначительной для экономики региона. Другое дело, если это инновационная площадка, которая дает развитие другим компаниям за ее пределами. Как Иннополис: там треть организаций, насколько я знаю, не пользуется преференциями, им больше важна точка локации.
Посмотрите на экспорт компьютерных услуг из Ирландии: это 150 миллиардов долларов, что сопоставимо с экспортом нефти России. Индия экспортирует таких услуг ежегодно на 60 миллиардов долларов, это сопоставимо с нашим экспортом газа. Мы же экспортируем таких услуг на 5 миллиардов долларов. Это меньше 1 процента от мирового экспорта, что значительно меньше доли России в численности населения мира, составляющей около 2 процентов. А ведь у нас очень хорошая школа. Но, к сожалению, в основном мы экспортируем не продукт, а разработчиков. Это самая главная наша болевая точка.
— Вы видите какой-то экономический потенциал в трассе М12, которая пройдет через Башкортостан?
— М12 — это очень хороший проект для Татарстана и Екатеринбурга. Она интересна инфраструктурой для автомобилей-беспилотников, которые начнут ездить с 2024 года и снизят себестоимость перевозки на 20–30 процентов. Она же позволяет создавать автоматизированные логистические центры, что очень выгодно для Татарстана и Екатеринбурга. Создается удобный высокоскоростной транспортный коридор, который позволяет быстро достичь Москвы и Екатеринбурга.
В Башкортостане М12 проходит по периферии республики и не по густонаселенным районам. Там будет 4–6 заправок, которые станут приносить небольшой доход, но основные налоги станут платить структуры, которые расположены не в Башкортостане, поэтому основные налоговые выгоды начнут получать другие регионы. Там будут достаточно крупные вложения, исчисляемые 200 миллиардами рублей, что отметят в статистической отчетности республики, но реальные доходы получат подрядчики, которые, скорее всего, окажутся не из Башкортостана, как и проектанты. Налог на прибыль и прочие налоги получат те регионы, в которых зарегистрированы эти компании.
То, что в 100 километрах от Уфы будет возможность выехать на скоростную трассу, которая позволит быстрее достигнуть Казани и Москвы, — это плюс. Но трасса прокладывается на значительном удалении от Уфы, а значит, создавать логистические центры в Башкортостане будет нецелесообразно, потому что их строят на перекрестье магистралей. В целом улучшения от трассы республика испытает, но они окажутся малозначительными. Поэтому завышенных ожиданий строить не стоит.
— Не усилит ли трасса отток молодежи из региона?
— Люди уезжают, если нет работы здесь, и экономия нескольких часов пути тут никакой роли не сыграет. В конце концов сейчас развивается дистанционная работа, что выводит на первый план вопрос комфортности проживания. А она в Уфе ниже, чем у многих городов-миллионников. Вот это бо́льшая проблема, чем близость трассы М12.
«Роснефть» просто показала, кто в доме хозяин, а Башкортостан продемонстрировал, что не может отстоять интересы своего населения»
— В прошлом году республика натерпелась из-за резкого сокращения добычи «Башнефти». Если не ошибаюсь, в прежние времена компания обеспечивала 30 процентов поступлений в бюджет республики.
— 28 процентов было в 2018 году. А в 2020-м «Башнефть» даже не вошла в тройку крупнейших налогоплательщиков. Объемы производства снизились с 700 миллиардов до 400 миллиардов рублей.
— По итогам трех кварталов этого года компания показывает прибыль. Какие ожидания для бюджета?
— Официального решения о выплате дивидендов нет, поэтому нельзя сказать, что в 2021 году они будут. В 2022-м есть некие обещания, и запланировано, что от «Башнефти» бюджет получит 5,5–6 миллиардов рублей.
— «Башнефть» не вернется на первое место среди налогоплательщиков в бюджет Башкортостана в ближайшие годы?
— Она будет крупным плательщиком, но свои позиции теряет. И станет дальше терять, если все так же продолжится. А мы им еще налоговые льготы установили на 3,2 миллиарда. У нас в прошлом году крупнейшими налогоплательщиками оказались «Башспирт» и две пивные компании.
— По поводу этой недавней льготы нефтяникам. Для «Роснефти» 3 миллиарда рублей — небольшие деньги, а бюджету бы они пригодились. Зачем депутаты пошли на это, учитывая дефицитный бюджет?
— В данной ситуации «Роснефть» просто показала, кто в доме хозяин. А Башкортостан продемонстрировал слабость региональной власти, которая не может отстоять интересы своего населения. У нас вообще лоббированию крупных корпораций слабо противодействуют. Например, пивным компаниям у нас предоставлено льгот на сумму 200 миллионов рублей в общей сложности. Притом что еще в 2017 году минфин признал, что экономическая эффективность налоговых льгот отсутствует. Тем не менее у нас эти льготы предоставляются, потому что сильно лоббируются. В Татарстане пивным компаниям налоговых льгот нет.
— К вопросу о слабости региональной администрации перед крупными компаниями. УФАС предписало администрации Уфы вернуть застройщику разрешение на строительство 27-этажной высотки, которую ранее остановил сам Радий Хабиров. Трудно представить себе аналогичную ситуацию в Татарстане. Можно считать этот инцидент признаком слабости хабировской администрации?
— Везде должны быть правовые основы. Если мы будем базироваться на эмоциональных принципах, то такие случаи окажутся сплошь и рядом. Это не единственный: у нас есть ситуация с «Башавтотрансом», когда по требованию УФАС отменили ряд документов по распределению маршрутов, также антимонопольная служба нашла нарушения при введении транспортной карты «Алга». Если бы решения принимались в строгом соответствии с действующим законодательством, этого бы не было. УФАС имеет свои ограничения, и я не думаю, что они прямо хотят постройки данного дома. Если честно, этот дом с большими нарушениями, в том числе правовыми, но решение о приостановке было принято таким образом, что для УФАС не оставалось другой возможности.
«Та самостоятельность, которая есть у регионов, позволяет им решать многие вопросы, просто не все хотят этим воспользоваться»
— Не находится ли опережающее развитие регионов в противоречии с курсом федерального центра на централизацию, ведь экономически сильный регион становится более независимым?
— Руководство России действительно хочет ускоренного развития. Но для этого нужны несколько иные экономические условия, на которые оно не готово идти. В то же время та самостоятельность, которая сейчас есть у регионов, на самом деле позволяет им решать многие вопросы, просто далеко не все регионы хотят этим воспользоваться. Федеральный центр не всемогущ. Он не готов менять систему власти, но хочет ускоренного развития. А региональные органы не готовы идти самостоятельно. Их устраивает то, что есть: если что-то случится, федеральный центр их поддержит. Например, та федеральная помощь, которая была оказана регионам в 2020–2021 годах, оказалась значительной. Это говорит о том, что центр регионы не бросит. Потому глава любого региона смотрит в первую очередь на то, что скажет господин Путин, а не население своего региона. Их волнует, чтобы было меньше конфликтов. Но ведь без них развития не бывает.
— То есть вы считаете, что даже в действующей политико-правовой системе у регионов есть определенный люфт для экономического развития, который они не используют?
— Конечно. Система власти на местах так построена, что всех все устраивает: нужно лишь вовремя что-то одобрить или правильно проголосовать, а регион может оставаться середнячком. Башкортостан же середнячок, если смотреть показатели на одного человека. Где-то на 40–50-м месте окажемся.
— Чтобы чиновник смотрел на то, что скажет население региона, а не Путин, нужна демократизация страны.
— Да, но сверху демократию не сделаешь. Вот у нас вроде бы есть оппозиционные партии, коммунисты, ЛДПР, «Справедливая Россия», но они так встроены во власть, что сильно не протестуют: их устраивает как есть. То же самое руководители регионов. Где-то они говорят: «Вот, нам мешают, федеральный центр руки связывает, не позволяет развиваться». Но на самом деле просто оправдывают свое бездействие. То же самое оппозиционные партии. А предложений по реальному пути развития страны я от них не слышал. Это главная проблема. У нас только правительство и руководство страны предлагают какие-то пути, даже «Единая Россия» такого не делает.
— Какой ваш прогноз на ближайшее будущее Татарстана? Учитывая, что продан ТАИФ и принимаются законы, которые сокращают возможности региональной власти.
— Прогнозы, конечно, вещь неблагодарная. Вот у нас есть «Эхо Москвы». Вроде оппозиционное СМИ, но не радикальное: активно встроено в вертикаль и горизонталь власти. То же самое Татарстан: при всей особости он очень удобен федеральному центру как хорошая витрина успехов Российской Федерации. Разрушать ее ни к чему. Естественно, контроль будет более жестким, но особое положение Татарстана сохранится в определенных вещах. А какие-то вещи делать уже не позволят.
— Вариант Башкортостана в Татарстане не реализуется?
— Как бы мы ни были близки, мы очень разные республики, наша история сильно отличается. Поэтому в чем-то мы будем едины, но у каждого окажется свой путь. Насколько станет эффективен Татарстан в новых условиях, я не знаю. У нас ведь политическое поле постоянно выпалывается. СССР обладал большим потенциалом, но с приходом дилетанта Горбачева с его благими намерениями мы разрушились.
Татарстан сегодня действительно хорошо развивается в сравнении с другими регионами России, но не надо забывать, что сама страна отстает от среднемировых темпов роста в 2,5 раза. Поэтому и успехи РТ относительны. По сравнению с мировыми темпами у республики нет опережающего развития.